Эрих Куби - Русские в Берлине [Опыт Второй мировой войны. 1941–1945] [litres]

Прежде чем продолжить наше обсуждение событий в Берлине, мне хотелось бы сказать, что все последующее заставит читателя (немецкого) запастись намного большим терпением, чем при прочтении любой другой обсуждавшейся в этой книге темы. Когда дело доходит до вопроса бесчинств русских, лишь немногие немцы готовы проявить объективность в целом.

Для многих немцев весь вопрос оккупации Берлина сводится к мысли, будто Красная армия вошла в город, изнасиловала немецких женщин и снова ушла. Им не известно и их не заботит то, что на самом деле все было намного сложнее. Они не спрашивают, что за люди были те солдаты Красной армии, как и не задаются вопросом, какие у них имелись побудительные мотивы. Никто и не пытался объяснить факты хоть с какой-то степенью объективности и учитывая зверства немцев на Востоке.

Однако следы неприглядных событий в Германии можно было найти в виде похороненных в тщательно охраняемых советских архивах приговоров военно-полевых судов солдатам, которым не посчастливилось – а именно так они могли попасть под суд, – быть пойманными на месте преступления своими командирами. Разумеется, в судебных протоколах можно отыскать лишь часть смертных приговоров: немецкие очевидцы свидетельствуют, что зачастую офицер игнорировал судебно-процессуальные действия, доставая пистолет и убивая преступника на месте.

Неудивительно, что при такой повышенной секретности большинство немцев продолжали считать, будто вся советская оккупация Берлина превратилась в одно долгое изнасилование, тогда как русские продолжают верить в мифы газеты «Правда», что все советские солдаты были как один героями и освободителями. 21 мая военный корреспондент «Правды» Макаренко написал:

«На поле боя Красная армия не дает врагу пощады, но, как только сражение окончено, наши люди полностью соблюдают права мирного населения. Жители Берлина узнали это с первых же дней оккупации города Красной армией. Они сами смогли убедиться, что все россказни гитлеровской пропаганды о «большевистском терроре» и прочие клеветнические измышления оказались бессовестной ложью.

Люди вздохнули с облегчением и вернулись к своей обычной работе. С каждым днем на улицах Берлина все больше людей. Поначалу там были только пожилые мужчины и женщины, робко жавшиеся к стенам, когда мы проходили мимо. Более молодые люди, особенно женщины, предпочитали оставаться в подвалах или в своих забаррикадированных и крепко запертых норах. Но теперь улицы центра города и его пригородов наполнились людьми. Колонны беженцев катят тачки и ручные тележки со своими скудными пожитками, стекаясь в Берлин со всех сторон. Это берлинцы, которые бежали от воздушных налетов в соседнюю сельскую местность. Население Берлина продолжает расти с каждым днем. На данный момент оно насчитывает уже около двух миллионов».

Эта статья о многом умалчивает. Люди вздохнули с облегчением, когда война закончилась и они вернулись к работе, однако не к своим «обычным» заботам: теперь они исследовали руины и развалины в отчаянных поисках минимума, необходимого для поддержания жизни.

Дают ли нам немецкие рассказы более полную и реалистичную картину, чем советские отчеты? Фрау П., которая тогда, как и сейчас, жила на Нойе-Шёнгаузер-штрассе, рассказала следующее:

«Да, я помню русских, приближающихся от аллеи Шёнгаузер. Один русский солдат взобрался на баррикады возле станции метро Ваймайстерштрассе и размахивал красным флагом. Пока он это делал, две или три берлинские женщины повисли у него на шее. Другие солдаты спустились в наши подвалы и отобрали наши вещи. Они забрали с собой женщин и девушек, но мне удалось спрятать мою младшую, семнадцатилетнюю дочь, так надежно, что с ней ничего не случилось. За домом женщин быстро повалили на землю. Немецкие мирные жители грабили склады и магазины. Свою старшую дочь я отправила к родственникам в Биркенфельд. Сейчас я хотела вернуть ее обратно, но никому из нас не разрешалось покидать район. Я притворилась уборщицей и пошла в Биркенфельд пешком, держа в руках ведро и швабру».

А фрау Ю., которая служила старшим секретарем в женской клинике в Шарлоттенбурге с 1933 года, поведала следующее:

«Моим начальником тогда был профессор С. Он уже 25 лет занимал пост инспектора медицинской службы. 30 апреля 1945 года в его частный дом в Вестенде пришли русские и выставили всех обитателей на улицу. Мы с матерью отправились к друзьям, где увидели ужасные вещи. Тогда мы бросились в клинику. Это случилось 1 мая. Русские оказались там раньше нас, и нас предупредили, чтобы мы немедленно уходили оттуда, потому что они собрались отмечать праздник. Мы знали, чего стоит ожидать, раз у них есть выпивка. При помощи старых очков и макияжа мне удалось замаскироваться под старуху. Они не тронули ни одного пациента, однако в тот день произошло с десяток серьезных случаев. Русские превратили оставшуюся часть клиники в военный лагерь. Они поселились на верхних этажах, которые нам пришлось эвакуировать из-за авиационных налетов. Одно отделение они превратили в конюшни, другое в медицинский пункт для больных русских. Во время нескольких первых операций нашим медсестрам приходилось светить лампами-молниями. Русские пришли к моему начальнику и спросили: «Вы профессор?» Он ответил утвердительно. Они обрадовались и попросили его вылечить их венерические заболевания, большая часть которых существовала лишь в их воображении. Все они страшились заболеть венерической болезнью… Сложившееся у меня тогда впечатление о русских было двояким. С одной стороны, они не проявляли милосердия к любой попавшейся им женщине, а с другой – вели себя более чем тактично с больными и ранеными. Когда профессор С., из-за недостатка места, отказал в госпитализации серьезно раненной немке, русские настояли на том, чтобы ее приняли и лечили. Их офицеры оказались подтянутыми и опрятными, явно вымотанными боями, но не оборванными, не грязными».

Мы уже немного цитировали пастора Хейнриха Груббера. Читатель вспомнит, что он рассказывал о появлении русских в его пригороде. После описания своих усилий по спасению женщин от надругательства добрый пастор смиренно добавил: «Оказалось, что мне не стоило беспокоиться, поскольку многие из них впоследствии уступили без сопротивления».

Есть много указаний на то, что женщины Берлина не приняли во внимание ранних сообщений об изнасилованиях, совершенных в оккупированной части Германии, особенно в Восточной Пруссии. Поэтому они оказались совершенно не готовы к тому, что их ждало.

Невозможно с какой-либо уверенностью установить, какие из частей оказались хуже всего. Утверждалось, что особенно бесчинствовали поляки, а в Москве рассказывали об испанских нацистах, которые переодевались в русскую форму и вели себя как дикие звери в рабочих кварталах. То, что такие испанцы существовали и что их раскрыли немецкие детективы, полностью подтверждается документально. Что, разумеется, не позволяет утверждать, будто за самыми худшими эксцессами стояли исключительно поляки и испанцы.