Павел Брянцев - Литовское государство [От возникновения в XIII веке до союза с Польшей и образования Речи Посполитой и краха под напором России в XIX веке] [litres]

Но все эти интриги, направленные против униатов, желавших перейти в православие, недолго продолжались: скоро настали второй и третий разделы Польши; по этим двум последним разделам России достались почти все униаты Речи Посполитой, которые, уже не стесняемые никем, стали, как увидим ниже, сотнями тысяч переходить в православие.

Состояние Польши после первого раздела. Второй и третий разделы Польши.Все историки говорят, что Польша после первого раздела вступила на путь преобразований и улучшений. Действительно, в промежуток между первым и вторым разделами в Польше положено было основание исправлению финансовой системы, сделаны некоторые важные общеполезные сооружения: прорыто, например, несколько каналов, построены цейхгаузы, казармы и значительно улучшено общественное образование. Но все эти преобразования и улучшения отличались характером поверхностным, неустойчивым, шатким, и притом они коснулись немногих сторон государственной жизни; пораженное неизлечимою болезнию нравственного растления, общественное тело Речи Посполитой уже неспособно было к коренным преобразованиям и радикальному излечению. Представители сего тела и руководители его – высшее дворянство и духовенство, несмотря на уроки, данные им историею, не хотели отступиться от преимуществ, обременявших нацию, и подчиниться закону; своеволие и нестесняемость собственных действий они выше ставили, чем общую свободу нации [348].

Саксонский резидент при варшавском дворе Эссен в донесении своему курфюрсту, между прочим, такими красками рисует состояние высших польских магнатов, стоявших в то время у кормила правления Речи Посполитой: «Польские вельможи, будучи недовольны друг другом, вечно соперничают между собою; они постоянно гоняются за получением пенсий от иностранных дворов, с тем чтобы подкапываться под собственное отечество. Потоцкие, Радзивиллы, Любомирские разорились вконец от расточительности. Князь Адам Чарторыйский часть своего хлеба съел на корню. Остальная шляхта всегда готова служить тому двору, который более заплатит. В столице поражает роскошь, в провинциях бедность. На 20 миллионов злотых ввоз иностранных товаров превысил вывоз своих. Ежедневно происходят в Польше такие явления, какие невероятны в других государствах: злостные банкротства купцов и вельмож, безумные азартные игры, грабежи, всякого рода отчаянные поступки, порождаемые недостатком средств при страшной роскоши. Преступления совершаются на каждом шагу, и кто же их совершает? Люди, принадлежащие к самому высшему обществу, которые бывают постоянно у короля и пользуются почетом, и какому же наказанию они подвергаются? Никакому. Такие здесь, например, совершаются преступления: один сенатор украл печать, а другой золотые часы у жены русского посла. Лица, украшенные орденами Белого Орла, крадут векселя у адвокатов, предъявленные их заимодавцами; очень многие министры Речи Посполитой, желая получить деньги для роскоши, пускаются на такого рода поступки: соберут все свое столовое серебро и золотые украшения, затем отдадут все это своему камердинеру и прикажут ему где-нибудь заложить вещи, а деньги принести им»; после этого они отсылают камердинера в деревню, а с лицами, принявшими в заклад вещи, начинают судиться, обвиняя их в утайке краденого; есть и такие министры, и их немало, которые делают «наезды» на имения своих соседей, причем происходят битвы и нередко человек около 30 остается мертвыми на месте. Один сенатор уличается в подделке векселей, другой отрицается от своей подписи, третий употребляет фальшивые карты во время денежной игры, четвертый продает имение, которое никогда ему не принадлежало, пятый, взявши из рук кредитора векселя, разрывает их и в то же время приказывает бить кредитора, шестой захватывает чужую жену, увозит ее домой и там насилует. Я трепещу при мысли, – далее пишет Эссен, – что курфюрст возложит на меня обязанность указать ему между поляками троих знатных лиц и вместе честных; я не могу ни одного указать ему. Английский посланник, – продолжает писать тот же Эссен, – каждую почту просит свое правительство отозвать его отсюда, потому что он, исполняя должность посла при варшавском дворе, тем самым унижает достоинство свое, как честного человека. Немецкий полумошенник, – заключает свое донесение саксонский резидент, – в Польше был бы честный человек».

Такими мрачными красками саксонский резидент описывает тогдашнее высшее польское общество, в руках которого была судьба Польши. Картину эту представляет человек такой, какому не было ни малейшей надобности напрасно чернить польскую аристократию, – напротив, он имел все побуждения, по своим родственным связям с нею, отзываться о польской аристократии с хорошей стороны, – следовательно, мы вполне должны верить донесению Эссена [354].

Картина, которую нарисовал Эссен в своем донесении саксонскому курфюрсту, показывает, что самые основы польской нации были подорваны, а это было тем более печально, что в Польше и спасение, и погибель зависели не столько от правительства, сколько от нации. «Мы республиканцы и государи, – говорили обыкновенно польские магнаты, – а как государи при сношениях друг с другом имеют в виду одну собственную выгоду, точно так же и мы ничего не делаем для других государей без собственной выгоды». Следовательно, стоило любому из иностранных государей рассыпать несколько золота, чтобы между польскими магнатами, стоявшими у кормила правления, иметь союзников и затем управлять Польшею по своему личному усмотрению. Лучше всех это знал прусский двор, поэтому он первый, после первого раздела Польши, и прибег к этому способу, чтобы управлять Польшею, а это ускорило второй раздел Польши.

После первого раздела Польши Россия, как известно, приобрела решительное влияние на дела ее: русский посол в Варшаве барон Штакельберг распоряжался в Польше как дома; но это слишком не понравилось Пруссии, и она стала думать о том, как бы устранить Россию от Польши и заменить ее влияние собственным; но выступить против России Пруссия не решалась ни открытым путем, ни тайным, поэтому она положила ждать удобного случая: когда Россия будет занята чем-нибудь другим. Случай представился: в конце 1787 г. Россия начала войну с Турциею и на первых порах не вполне удачно, а этим и воспользовалась Пруссия, чтобы уничтожить в Польше русское влияние.

В начале 1788 г. между прусским правительством и польским начались переговоры; переговоры эти длились несколько месяцев и кончились, благодаря золоту, самым благоприятным образом для Пруссии, именно: польское правительство заключило союз с нею, по которому оно обещалось ни в чем не слушаться России. В октябре того же года открылся в Варшаве сейм, который, при радостных восклицаниях, что устраняется влияние России, утвердил этот союз; в то же время по адресу России и императрицы ее он послал целый поток ругательств и самых оскорбительных выражений, несмотря на то, что тут был и представитель России. Когда доведено было обо всем этом до сведения Екатерины II, то она написала своему послу в Варшаве Булгакову (преемнику Штакельберга): «Как можно старайтесь ладить с поляками, я занята теперь войною с Турцией, и потому ничего пока не могу сделать, но будет время, я возвышу тон».