Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Но когда мучительная жажда была утолена, проснулся волчий аппетит. Еды же не было. Однако, на счастье, в этом районе в изобилии встречался батат, именуемый бурским картофелем.

— Айда за жратвой! — крикнул Фанфан.

Выскочив из воды, молокососы стали выкапывать малопитательные клубни, годные разве лишь на то, чтобы обмануть чувство голода. Быстро собрав обильный урожай, друзья развели большой костер, слегка пропекли бататы и принялись жадно уплетать их в полусыром виде.

— Нашему обеду не хватает только английского ростбифа, — пробурчал Фанфан.

— Вы просто-напросто избалованный лакомка, маэстро Фанфан, — отметил доктор Тромп. — Бурский картофель — весьма ценный крахмалистый продукт.

— Крахмалистый? Согласен. А все-таки ростбиф тоже весьма ценное кушанье! При одном воспоминании о нем слюнки так и текут. Верно, хозяин?

Но Сорвиголова, никогда не терявший хорошего расположения духа, на этот раз молчал, погрузившись в неотвязные думы. Гастрономические разглагольствования Фанфана не доходили до сознания капитана, мысли его витали далеко.

Прошло два часа. Одежда едва пообсохла, голод был лишь слегка утолен, времени на отдых после столь длительных и жестоких волнений и беспощадной борьбы еще не было, но бойцы уже не выказывали ни малейшего признака усталости. Да не железные ли они?

— Поиграем в чехарду! — предложил Гаврош с улицы Гренета, которому звание лейтенанта не придало ни на йоту солидности.

Это по меньшей мере нелепое предложение, точно выстрел, вернуло к действительности командира молокососов.

— Фанфан!.. Да ты, кажется, тронулся! — воскликнул он.

— Боже мой! Надо же чем-то заняться!

— В таком случае, собирайтесь.

— Отлично!

— Вы немедленно отправитесь к Винбургу под началом доктора… Передаю вам командование, добрейший Тромп. Доложите генералу Бота об успешном завершении порученной мне операции — взрыве водохранилища Таба-Нгу.

— Будьте уверены, дорогой Сорвиголова, исполним все ваши приказы. Но что собираетесь делать вы сами?

— Покинуть вас.

— Покинуть?

— Да. Надеюсь, ненадолго. Необходимо во что бы то ни стало разведать численность и состав неприятельских войск и направление их передвижения.

— Ну и как вы думаете осуществить свое намерение?

— Проникнув за нужными нам сведениями туда, где их легче всего добыть, — во вражеский лагерь.

— Слишком опасное предприятие! Девяносто шансов из ста за то, что вы будете пойманы и расстреляны.

— Скажем, — восемьдесят, и прекратим этот разговор. Самое важное — достичь успеха. И я обязан его добиться, поскольку от этого зависит судьба армии генерала Бота. Англичане, вероятно, уже заняли или скоро займут Блумфонтейн. Овладев железной дорогой, они попытаются вторгнуться в Оранжевую Республику, не слишком удаляясь от стальной магистрали. Бота, разумеется, будет стойко защищать рельсовый путь. У меня есть все основания полагать, что старый Боб постарается обойти буров тем же маневром, которым он окружил недавно Кронье и лишил республику четырехтысячного войска. И я хочу узнать, с какого фланга — справа или слева — производится обходное движение. Подобные сведения явились бы важным подспорьем для генерала Бота. Мне же на их сбор понадобится три дня. Я отправляюсь один, без ружья, лишь с карманным револьвером… А теперь, друзья мои и товарищи по оружию, прощайте или, лучше, до свидания!

Мужественные сердца молокососов дрогнули при последних словах командира. Ни один из этих смелых людей, сотни раз смотревших в лицо смерти, не пытался скрыть своего волнения, ибо не душевная слабость сказывалась в их тревоге, а искреннее и непосредственное чувство боевого братства. К Жану со всех сторон тянулись руки, и он молча, порывисто пожимал их, не в силах вымолвить ни слова.

Фанфан, с трогательной гримасой на лице, надтреснутым от слез голосом пробормотал:

— У меня просто сердце упало, хозяин… Тошно мне, ей-богу, тошно! Взял бы ты меня с собой. Уж я сумел бы, если понадобится, перехватить за тебя несколько оплеух, а то и шкуру свою отдать…

— Спасибо! Сердечное тебе спасибо, мой храбрый земляк, дорогой мой француз! Но, увы, это невозможно: я должен идти один.

Низко опустив голову, Фанфан подавил вздох и замолк.

Пришла очередь Поля Поттера. Он сжал обеими руками руку командира и, выражая мысль всех буров из отряда Сорвиголовы, произнес:

— Благодарю тебя, брат! Благодарю от имени всей нашей родины, ради которой ты жертвуешь своей жизнью! Наша дружба, наше восхищение, наша благодарность будут всегда и повсюду следовать за тобой, и ты, я знаю, вернешься. До свидания, брат, до скорого свидания!

— Конечно же, я вернусь, непременно вернусь! — воскликнул капитан, голос которого снова обрел всю свою звучность. — Мы бывали не в таких еще переделках, и все же выкручивались. Кстати, мне надо повидать небезызвестного вам майора Колвилла. У меня предчувствие, что в ближайшее же время я сыграю с ним одну из лучших моих шуточек.

С этими словами, оставив своего пони на попечение Фанфана, Жан двинулся в путь и вскоре скрылся в высоких травах. Движимый смелым замыслом, он шагал к тому месту, где после ночного бегства молокососов из осажденной фермы от их пуль погиб первый уланский отряд. В изодранном и полуистлевшем от пожара доломане, который едва прикрывал тело, Сорвиголова походил на самого настоящего бродягу. Между тем, чтобы проникнуть в неприятельский лагерь, нужна была приличная форма. И он рассчитывал, что ее любезно предоставит ему один из тех усопших джентльменов в хаки.

Через час капитан был у цели. На примятой траве он увидел изрешеченные пулями тела пяти солдат и четырех коней. А немного поодаль, на некотором расстоянии друг от друга, валялись остальные жертвы бесстрашных бойцов. Позы, в которых лежали люди и кони, искаженные судорогой лица и тела говорили о том, что смерть настигла их мгновенно.

Взгляд Жана упал на молодого англичанина, чуть постарше его самого и такого же роста и телосложения. Пуля поразила его прямо в затылок, и он умер, не успев даже вскрикнуть: не всегда, видно, пуля маузеровской винтовки «гуманна». Хотя решиться раздеть мертвеца нелегко, колебания Сорвиголовы длились недолго: война есть война, да и время было неподходящее для того, чтобы церемониться с жестокими завоевателями, с грабителями без стыда и совести, творившими неправедное дело.

Командир молокососов влез в брюки цвета хаки, облачился в доломан, напялил на голову каску и тут только заметил, что тело улана обмотано несколькими метрами гибкого и непромокаемого шнура толщиной в палец.

— Да это же пироксилин, взрывчатка английских разведчиков, тот же динамит! — обрадовался юноша. — Славный подарочек! Может прийтись весьма кстати.