Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Вдруг Березов ощутил сильный холод в груди около сердца, заметил Мальтаверна совсем близко, увидел взъерошенные усики обозленного кота, руку, сжимающую эфес, в нескольких сантиметрах от его собственной груди, почувствовал, как острие шпаги входит в легкое, минуя ребра, и касается сердца.

Морис Вандоль, Роксиков и доктор Перрье бросились к Мишелю и поддержали его, а сторож ворчал втихомолку:

— Вот вам чисто обделанное убийство! Будь я на месте этого бандита, я ранил хотя бы в плечо, в руку…

Мишель не падал, но чувствовал, как постепенно, потихоньку все в нем замирает; он думал, что это конец, и он больше не увидит Жермену. Горячая сладковатая жидкость наполнила ему рот, и он сплюнул кровью. У него еще хватило силы взять за руки Мориса и Сержа и сказать:

— Завещание!.. Жермена!.. Прощай!..

Затем он побледнел, вздрогнул и замер в неподвижности.

Тогда Ги, который хладнокровно, с дьявольской хитростью подготовил убийство и нанес смертельный удар обессилевшему сопернику, зная, что действует наверняка, подошел к доктору Перрье. Разбойник изобразил на лице огорчение. Он пробормотал тихо, как будто впал в большое горе:

— Господа… Ведь все произошло в установленных правилах…

— Да, месье, — сказал с горьким чувством Морис.

Ги продолжал:

— Я страшно огорчен… Прямо в отчаянии… Бедный Мишель… Друг… Никогда не можешь быть хозяином своей шпаги… Доктор, я надеюсь, он выздоровеет?..

Никому не пришло в голову, что под видом сочувствия и сожаления по поводу нечаянного удара скрывается злобное торжество наемного убийцы.

— Я еще не знаю, месье, но надеюсь и, во всяком случае, сделаю все, что будет в моих возможностях, — сказал врач.

Ги поклонился, его секунданты тоже раскланялись, и они направились к экипажу.

Граф Франкорвиль и маркиз Бежен торжествовали. Едва сели в ландо и лошади побежали, оба кинулись поздравлять барона. Как все светские люди, охочие до скандала, они предвкушали, что за шум поднимется в газетах и создастся лично для них реклама по поводу сенсационной дуэли.

А там, на поле боя, два врача старались помочь раненому, состояние его казалось безнадежным. Князь был без сознания и бел как мрамор.

Мишеля тихонько положили на землю навзничь, и доктор Перрье осторожно извлек из раны шпагу, она пронзила грудь насквозь и вышла сзади на десять сантиметров. Спереди виднелось отверстие размером раза в два больше укуса пиявки, оттуда вытекло немного розоватых капель. Такая рана гораздо опаснее страшных на вид широких кровавых полос от сабельных ударов. В таком случае, как у Березова, могло произойти мгновенное смертельное внутреннее кровоизлияние.

Перрье пощупал пульс, нахмурился и сказал коллеге:

— Надо немедленно сделать подкожное впрыскивание эфира.

Он достал из походной аптечки шприц и пузырек с притертой пробкой, наполнил цилиндр эфиром и, быстро воткнув иглу в верхнюю часть бедра, сделал впрыскивание.

Почти сразу князь приоткрыл глаза, и в них промелькнул проблеск сознания. Он хотел что-то сказать, но кровь потекла изо рта.

Вандолю, совершенно подавленному и не менее бледному, чем его друг, показалось, что Мишель произнес имя Жермены и одновременно из последних сил пожал руку Мориса, как бы напоминая, чтобы он не оставил девушку.

— Не говорите! Не напрягайтесь! — решительно приказал доктор. — Сейчас отвезем вас домой…

— Дайте мне силы, чтобы увидеть ее, — прошептал раненый доктору Перрье.

— Не только чтобы увидать, но чтобы жить с нею долгие годы, — сказал доктор, показывая жестом, чтобы князь молчал.

Мишель грустно улыбнулся, будто хотел сказать, что не верит надежде доктора. Он думал: «Через пять минут я умру».

Оба секунданта предположили то же самое, и привратник сада в подобном не сомневался. Ему было жаль красивого молодого человека, но он считал, что такая смерть для мужчины прекрасна.

Предотвратив с помощью инъекции мгновенную смерть, часто наступающую после такой травмы, доктор приступил к перевязке.

Сделав два тампона из ваты, пропитанной раствором карболки, доктор приложил их к входному и выходному отверстиям раны, сверху сделал компрессы и закрепил все бинтом. Потом Мишеля одели и осторожно положили на сиденье в ландо. Доктора́ сели на противоположную скамейку, а секунданты поехали на упряжке врача, и оба экипажа тихонько двинулись к дому князя Березова.

По дороге медик все время держал руку на пульсе Мишеля и, почувствовав его ослабление, сделал вторую инъекцию, заменив эфир кофеином, сказав:

— Если опять случится обморок, придется снова ввести эфир. Исключительно крепкий организм больного позволяет применять большие дозы.

Мишель снова как бы ожил, порозовел, глаза заблестели, и он даже захотел сесть, но доктор решительно удержал его и сказал строго:

— Хотите умереть, тогда делайте то, что я запрещаю.

— Вы даете мне жизнь, — еле слышно прошептал князь и прибавил умоляюще: — Перрье… Друг мой… Еще раз… Укол…

— Нет, князь, мой дорогой большой ребенок, погодите! — строго сказал врач.

— Обещаете вы… довезти меня… еще живого…

— Клянусь в этом! — сказал доктор, очень взволнованный, несмотря на видимое спокойствие.

— Спасибо!.. Увидеть ее в последний раз… и умереть…

— Как можно позже!.. А теперь молчите! Иначе я ни за что не отвечаю.

Впрыскивание кофеина сразу после инъекции эфира возымело гораздо более сильное и длительное действие. Во время переезда пульс оставался хорошим и, несмотря на большую слабость, больной дышал свободнее. Жизнь висела на ниточке, но все-таки он жил.

Ландо, ехавшее теперь по приказанию доктора быстро, снова замедлило ход и свернуло в ворота дома Березова именно в ту минуту, когда к ним подъехал экипаж, где сидели Бобино и сестры Жермены. Их извозчик остановился одновременно с ландо и с экипажем секундантов Мишеля.

Бобино быстро соскочил наземь и, подойдя к ландо, увидел князя, совершенно бледного, неподвижно лежащего на сиденье, и напротив него двух незнакомых ему людей.

Подавив невольный крик ужаса, юноша обратился к старшему из спутников, на чьей груди он увидел ленточку ордена Почетного легиона, сказав:

— Месье, князь удостоил меня своей дружбой… Я везу ему приятное известие… Я так спешил…

— Мой друг, — сказал Перрье, — если известие хорошее, так сообщите его князю. Он ранен, и приятная новость поможет ему лучше всяких лекарств.

Тогда Бобино сказал:

— Князь, месье Мишель, вы узнаете меня?

При звуке этого голоса, такого молодого, звонкого, с чисто парижской интонацией, Березов слабо улыбнулся и прошептал:

— Бобино!.. А девочки… Где они?..

— Спасены… Свободны… Я их привез… Они здесь, в экипаже…