Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

— Все здесь богатые, и я у них банкир! — вдруг с жаром объявил рассудительный человек. — Вы так прекрасны, что я хочу сделать вам подарок, сколько желаете? Миллиард? Два миллиарда?

Жермена вконец растерялась, не зная, как реагировать.

Она как можно более учтиво сказала:

— Премного благодарна, месье, я ни в чем не испытываю нужды; но вы очень щедры и благородны. Вы не возражаете, если я вас покину?

И неожиданно господин очень спокойно ответил:

— Всего вам доброго, милая красавица.

Женщина лет тридцати, очень худая, с выразительными глазами, с волосами, стриженными в скобку, тихая и добрая, остановила Жермену и без предисловий обратилась к ней:

— Не слушайте их, мадам, они все здесь для посева… Они очень хорошие, совершенно безобидные, как правило отменно воспитанные, но они мучают новичков, стараясь внедрить в них свое безумие.

Жермена посмотрела даже с любопытством: а она-то что сейчас скажет?

— Меня зовут Надин Волынская, я — русская, профессор Парижского университета. Я наблюдаю здесь все формы душевного расстройства. — И тихонько добавила: — Видите ли, все эти люди — сумасшедшие. Они кажутся нормальными и в самом деле здорово рассуждают до тех пор, пока не коснешься определенного пункта в их сознании или сами не начнут говорить на больную для них тему. Они взаимно снисходительно относятся к этим пунктам и живут в полном согласии, когда узнают друг друга ближе.

— Вот это действительно странно, — тихо сказала Жермена.

— Странно, конечно, но это действительно так. Они и выказывают свой пункт перед новичками, ибо знают, что здесь о каждом всем известно, и никто на их счет не обманывается.

— Но их можно как-нибудь лечить? — спросила Жермена, ее заинтересовали слова женщины-профессора, без сомнения здравой умом. — Почему, например, не пользовать их внушением?

— Потому что умалишенные в подавляющем большинстве не поддаются гипнозу. Есть, конечно, надежный способ, но наука медицины так рутинна! И зачем ей исцелять наверняка? Тогда не станет больных и доктора лишатся куска хлеба.

— А все-таки, каков этот верный метод?

— Все болезни вызываются микробами. Надо уничтожить до единого микробы, попадающие в организм, а для этого следует абсолютно все стерилизовать.

И тут ученая сама понесла такое, что Жермена уже не могла больше слушать и попросту сбежала, подумав: и эта тоже! Господи, что за ад!

Жозефина — она шла позади в нескольких шагах — догнала и с участием начала успокаивать. Жермена едва не заплакала.

— Все эти люди меня пугают. Пойдем поскорее отсюда, Жозефина!

— Если вы все-таки хотите видеть Маркизетту, могу сейчас к ней провести, — сказала Жозефина, стараясь чем-нибудь отвлечь Жермену.

— Но вдруг и там придется слушать безумные речи, я не могу, лучше уж в другой раз, мне просто необходима передышка.

— Может быть, сегодня она в нормальном настроении, тогда не волнуйтесь, все будет в порядке.

— Но все-таки, она такая же сумасшедшая, как все эти несчастные?

— Как когда, порой кажется, будто она совсем в здравом уме, а бывает, что месяцами не откроет рта.

— Тогда пойдем, — согласилась Жермена, делая вид, что больше уже не слишком интересуется этой встречей.

Жозефина провела ее через парк к последнему в ряду маленькому домику. Перед ним росли любовно выращенные цветы в прекрасных клумбах.

У крылечка сидела женщина, одетая просто, но изящно. Она шила.

Жозефина остановилась, не доходя нескольких шагов, и позвала:

— Маркизетта! Вас хочет видеть одна дама! — И тихонько сказала Жермене: — Идите одна… Она меня не выносит… Я подожду здесь.

Женщина подняла голову, холодно посмотрела на незнакомку и сказала, обращаясь к сиделке:

— Пусть идет сюда. Только без вас.

— Убедились? Только не бойтесь, она не злая и не обидит вас.

Жермена, видевшая здесь до сих пор только странные взгляды и слышавшая безумные речи, удивилась, встретив взгляд, исполненный доброты и сострадания. Ей даже послышалось, будто живущая в домике прошептала:

— Такая молодая, такая красивая… бедное дитя!

Женщина выглядела лет на сорок. Все еще миловидное лицо преждевременно увяло от тяжелых переживаний. Среднего роста, несколько отяжелевшая от сидячей жизни, с маленькими стройными ножками, изящными руками, густыми волосами, некогда, видимо, красивого пепельного цвета, сейчас почти совсем поседелыми, с прекрасными белыми зубами, с глазами голубыми как сапфиры, чей взгляд был глубок и нежен, — вот какой была таинственная Маркизетта.

Но больше всего поразило Жермену в ней удивительное сходство с Бобино и с Сюзанной де Мондье. Та же улыбка, одновременно нежная и печальная и, наверное, бывавшая очень веселой в дни радости, та же посадка головы и, странное дело, даже такая же родинка на левой щеке.

— Войдите, дитя мое! — сказала Маркизетта голосом, изумившим Жермену не меньше, чем наружность.

Девушка чувствовала себя очень взволнованной, но старалась скрыть это, чтобы женщина не приняла ее за сумасшедшую.

Гостья не могла решить, с чего начать страшный откровенный разговор. После неловкой паузы Жермена отважилась.

— Мадам, — начала она тихо, так чтобы не донеслось до Жозефины. — Выслушайте меня без предвзятости… не выражайте, пожалуйста, протеста… сохраняйте спокойствие…

— Говорите, дитя мое, — сказала Маркизетта, наверное давно привыкшая к откровенностям несчастных помешанных.

— Я многим рисковала, чтобы попасть сюда… Я приехала одна… чтобы увидеть вас… говорить с вами… Вы сейчас узнаете почему. Вместо того, чтобы впустить в качестве посетительницы… меня встретили как… пациентку… посадили в камеру, облили холодным душем… Но я не сумасшедшая… Не качайте головой… Я в полном рассудке… Посмотрите на меня внимательно… Разве я похожа на этих несчастных безумных, которые сначала меня испугали, а потом внушили жалость? Поверьте мне! Поверьте, прошу вас!

— Бедное дитя! — прошептала женщина с глубоким состраданием.

«Боже мой! Она все-таки принимает меня за сумасшедшую! — подумала Жермена. — Потому что живет среди умалишенных и, может быть, сама стала такой. Пускай! Сначала я все скажу, а после увидим!»

— Знаете ли вы женщину по имени Башю, по прозвищу Бабетта, которая делает тайные аборты?..

При этих словах Маркизетта побледнела и произнесла:

— Говорите тише!

— Хорошо, но ответьте же!

— Знаю… знаю… даже слишком хорошо, к несчастью.

— И пьяницу Лишамора, ее муженька, которого на самом деле зовут Пьер Кастане, он — брат здешнего доктора… Тоже знаете?

— Да… Этот негодяй!..

— Наконец, графа Мондье… вашего палача… и моего также…

— Мондье! Вы сказали Мондье?! — переспросила женщина с выражением ужаса.