Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

— Пора кое-что сделать.

— Конечно, но что? — спросила девочка.

— То, о чем говорили вчера, — отправиться в Пешавар и разыскать папу.

— А он далеко, этот Пешавар?

— Да, очень… Отсюда на северо-запад… За тысячу четыреста миль от Калькутты.

— Мы смогли бы поехать на поезде. Это около трех суток.

— О, гораздо больше! Ведь поезда здесь ходят довольно медленно. Однако, чтобы купить билеты и что-то есть в дороге, нужны деньги.

— Действительно! А их-то у нас и нет. Как же быть?

— Не знаю. Мы и так уже два дня жили как последние нищие. Может, воспользоваться одним из поездов, что бесплатно перевозят отчаявшихся бедняков в места, где не так голодно? Только согласишься ли ты ехать с ними?

— Все лучше, чем просить милостыню.

— Верно!

Идя по парку, дети остановились у того места, где еще совсем недавно находился родной очаг. С грустью вглядывались они в мрачно черневшие руины, надеясь в душе, что хоть какая-нибудь вещица — не важно, что! — ускользнула от взора вандалов и они смогут взять ее на память. И вдруг у Мери вырвался крик: среди пепла, камней и исковерканных железок что-то блеснуло.

— Патрик, смотри!.. Вон там!.. Похоже на золото!

— Вижу!

Увязая по щиколотку в золе, мальчик стал энергично пробираться через обуглившиеся бревна и порушенную кирпичную кладку. Мери оказалась права: в руке он держал оплавленный кусочек золота — все, что осталось от украшения.

Патрик был рад: благородный металл сам по себе представляет большую ценность. Победно размахивая над головой находкой, он воскликнул:

— Сестричка, теперь мы сможем купить билеты!

— Как хорошо, дорогой! Уедем скорее отсюда, здесь мы так настрадались!

Мальчик спрятал золотой слиток в карман, и, сопровождаемые весело скакавшим Бобом, они направились в Калькутту.

У выхода из парка им повстречались вчерашние индусы: они рассчитывали снова подкормиться цветами иллупи. Увидев юных англичан, туземцы почтительно приветствовали их, и те, в свою очередь, улыбнулись им как старым знакомым.

Мери подошла к тощим от голода ребятишкам, погладила их по курчавым головкам, потрепала по щечкам и, прощаясь, от всего сердца пожелала им счастья.

Придя в Калькутту, дети довольно быстро разыскали в европейской части города ювелирную лавку, но войти никак не отваживались, не зная, поверят им или нет, что они — законные владельцы золота. Так и топтались они на месте, придумывая, что и как сказать, если им станут задавать вопросы. Наконец Мери не выдержала и, как более храбрая, решительно повернула дверную ручку и оказалась лицом к лицу с парсом в очках. Он пересчитывал банкноты, изредка прерываясь, чтобы пометить что-то в толстой тетради.

— Господин, — произнесла она с дрожью в голосе и страшно покраснев, — не смогли бы вы оценить это золото и купить, если, конечно, это устроит вас.

Хотя девочка и обращалась с мольбой, она не теряла чувства собственного достоинства. Ее манеры произвели на торговца самое благоприятное впечатление, и ему и в голову не пришло спросить, откуда у нее драгоценный металл. Поклонившись, он осмотрел слиток, провел им по продолговатому бурому камню и, смочив оставшийся след кислотой из склянки, убедился, что это — чистое золото. Затем на одну из чашечек маленьких лабораторных весов он положил кусочек металла, на другую — гирьки и, взвесив, заявил:

— Мисс, я могу предложить вам ровно тридцать пять рупий.

Пораженная Мери хотела было воскликнуть: «О, так много! Как я счастлива!» — но присущее ей здравомыслие заставило ее воздержаться от столь наивного и неосторожного замечания.

Парс отсчитал названную сумму, вручил ее Мери и, еще раз поклонившись, вернулся к прерванному занятию.

Дети почувствовали себя увереннее: эти, пусть и сравнительно небольшие, деньги позволяли им без особых трудностей добраться до Пешавара. И теперь они думали только о том, как бы побыстрее отправиться туда.

У полисмена, сбитого с толку тем, что белые дети идут пешком вместо того, чтобы ехать в коляске, они узнали, как пройти к центральному вокзалу. Путь до него им показался бесконечно долгим. Ноги болели, страшно хотелось есть.

В кассу пришлось пробираться через огромную, шумную толпу, заполнившую гигантское здание вокзала. Этих людей вполне хватило бы, чтобы заселить небольшой провинциальный город.

Никогда еще мальчик не испытывал такого унижения, как у этой кассы. Когда он попросил два билета до Пешавара, кассир, увидев двух прилично одетых белых детей, решил, что они собираются совершить поездку в одном из тех шикарных поездов, что останавливаются только на таких крупных станциях, как Бурдван, Баракар, Шерхати, Аллахабад, Фатехпур, Канпур, Итава, Агра, Дели, Лахор, Джелам, Атток и Пешавар, и протянул мальчику билеты в купейный вагон:

— Пожалуйста, господин! Два билета до Пешавара, сто двадцать рупий.

Покраснев, Патрик отдёрнул руку.

— Это очень дорого, — сконфуженно пробормотал он. — Слишком дорого… У меня нет таких денег… Мы с сестрой поедем в том же вагоне, что и местные жители.

Кассир мгновенно преобразился. Нагло смерив детей взглядом, он воскликнул презрительно:

— Ехать вместе с туземцами!.. Вы же англичане… белые… Ты о чем говоришь, парень?.. И не вздумай… Ты ведь — слуга, а сестра — служанка? Ну и достанется вам от хозяина, когда он узнает!

Мальчик гордо вскинул голову:

— Я Патрик Леннокс, герцог Ричмондский! Быть бедным — разве преступление? Дайте мне два билета в поезд для переселенцев!

На этот раз покраснел грубиян кассир. Пробормотав извинения, он обменял билеты:

— Всего восемнадцать рупий.

Патрик холодно отсчитал деньги, взял сестру за руку, и они вместе с Бобом прошли на перрон, где толпились отъезжающие. В кармане у мальчика оставалось ровно семнадцать рупий.

Дети оказались в одном из вагонов, предназначенных в основном для слуг-индийцев и сообщающихся со спальными вагонами, которые занимают их хозяева — богатые англичане. Боб был рядом: по знаку Патрика он взбежал по ступенькам и забрался под скамейку.

Раздался пронзительный свисток, и, оглушительно грохоча, поезд тронулся. Юные путешественники облегченно вздохнули, простодушно решив, что теперь они так и будут ехать, приближаясь постепенно к месту военных действий. Но не прошло и десяти минут, как у заболоченных берегов канала Бальягхат состав остановился. Это жуткое место окрестили образно Лагерем Нищих, хотя более пристало назвать его Адом Голодных, так как, наверное, никогда еще на памяти людской нельзя было видеть одновременно такого скопища людей, согнанных вместе общей бедой — голодом! Их здесь было сотни тысяч — женщин и мужчин, взрослых и детей. Одни сидели на корточках, другие, совсем обессилев, лежали на голой земле. Невероятно, но эти почти полностью лишенные плоти человеческие существа еще продолжали жить!