Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Управляющий сортировал кору, складывал в пакеты, а затем те же рабочие или мулы тащили груз в ближайший пункт. Там вес удваивался. Пакеты заворачивали в свежую бычью кожу. Когда она высыхала, то становилась такой же тяжелой, как мешок, полный коры.

В такой упаковке хина и отправлялась в Европу, где попадала в руки аптекарей, врачей, фабрикантов-химиков.

Химический состав различных видов хинной коры стал известен благодаря двум французам, Пеллетье и Каванту. В 1820 году их уникальные открытия обогатили науку, показав всему миру, чему обязана хина своими удивительными свойствами.

Пеллетье и Каванту удалось выяснить, что в коре хины в разных пропорциях присутствуют алкалоиды: цинхонин, киноидин, цинхонидин, а кроме того, множество других ценных веществ.

Окончательно химический состав хины выяснили Бушарда и Пастер, который был знаменитым химиком до того, как стать гениальным физиологом.

Однако не все вещества, содержащиеся в хине, одинаково важны с терапевтической точки зрения.

Среди них самый ценный — хинин.

Ради него, ради чудодейственного хинина, исцеляющего и воскрешающего, неутомимые трудяги уходили и вновь уходят в леса Амазонки.

Сеньор Хозе радуется. — Хинная «жила». — Успех. — Индейцы отказываются идти дальше. — «Уже пятый день». — Снова о канаемес. — Стоянка. — Разочарование индейцев. — Маркиз заболел. — Экзема, или болезнь больших лесов. — Шестьдесят килограммов для эльзасца не в тягость. — Чему быть, того не миновать. — Один за всех, все за одного. — Больной выдержал. — Испорченный ужин. — Шарль — повар. — Индейцы берут реванш. — Летаргия. — Ассаку, индейский яд. — Сон или смерть?

Вернемся на плато Лунных гор, где наши охотники за хиной отыскали первое деревце.

При виде его сеньор Хозе, похоже, впал в настоящую горячку. Оставив компанию, он убежал в лес, потом вернулся, снова кинулся в чащу, опять и опять исчезал и появлялся, кричал от радости, пел, оживленно разговаривал сам с собой.

Любой, кому неведомо подобное состояние, решит: лихорадка, бред, горячка. Однако человеку, знакомому с тяготами поисков и походов, тому, кто спит и видит цель, ради которой пустился в нелегкий путь, понятно состояние удачливого охотника. Возбуждение это сродни тому, что испытывает после изнурительного труда старатель, напавший наконец на золотую жилу. Так ликует одержимый исследователь, забывавший себя, все прелести жизни ради брезжущей где-то в неясной дали, манящей, все затмевающей цели, когда цель эта достигнута и мечта осуществлена.

Остальные не проявляли столь бурного восторга. Отчасти оттого, что не в полной мере осознавали значение происшедшего, отчасти благодаря европейскому темпераменту, не столь бешеному, как у мулата Хозе. Вид хинных деревьев не произвел на них того впечатления, какое оказали бы внезапно открывшиеся взору залежи золота. Россыпи золотого песка, блеск самородков превращают в безумца любого, каким бы хладнокровным и рассудительным он ни был. А богатства флоры и фауны, пусть даже невероятные, необозримые, не будоражат воображение.

Безумие, охватившее мулата, пробудившее в нем дикарскую кровь, заставившее его галопом носиться по лесу, кричать и улюлюкать, продолжалось с час.

Напрыгавшись, набегавшись, накричавшись, Хозе, который, казалось, совершенно забыл о своих друзьях, вернулся запыхавшийся, обливаясь потом. Лицо и руки его горели, но глаза радостно поблескивали.

— Браво! Браво, сеньоры! — воскликнул он. — Я прошелся по лесу и нашел здесь множество хинных деревьев.

— Вы довольны? — поинтересовался Шарль, не в силах скрыть улыбку.

— Я счастлив, безумно счастлив! Знаете ли, сеньор, я ведь не напрасно промчался по чаще, словно тапир, за которым гонится ягуар. Уверяю вас, там столько хины, что работы хватило бы для пятидесяти человек года на два!

— Быть не может!

— Да уж можете мне поверить. Но и это еще не все. Мало того, что таких запасов хины не встретилось в самых знаменитых зарослях Боливии. Поскольку местность тут возвышенная, деревья — настоящие великаны. Что касается вида, то, насколько я могу судить, в основном здесь произрастает красная и желтая хина…

— То есть самая ценная, не так ли?

— А следовательно, и самая дорогая. Признаюсь, сам я не ожидал подобного. То, что мне некогда приходилось видеть, а видел я богатейшие заросли, и близко не напоминает эти. Отныне, сеньор, я уверен в успехе нашего предприятия. Чем дальше мы пройдем на восток, тем больше будет хины.

— Почему вы так думаете?

— Насколько я помню, а память мне вроде бы не изменяла до сих пор, вплоть до истоков Риу-Курукури почва везде одна и та же.

— Но ведь до тех мест еще целых пятнадцать лье!

— Около пятнадцати, сеньор.

— И вы полагаете, что хина растет на всем протяжении?

— Да, сеньор.

— Черт возьми! Ну что ж, посмотрим, дорогой Хозе. Чем раньше, тем лучше. Вы заразили меня своим энтузиазмом. Друзья мои, что вы обо всем этом думаете?

— Мы готовы, — в один голос ответили Маркиз и Винкельман.

— Тогда в путь!

Однако непредвиденный случай едва не нарушил их планы.

Пока Хозе рисовал компаньонам горы золотые, индейцы, скинув поклажу на землю, улеглись в тени деревьев на травку и заснули крепким сном.

Услыхав слишком хорошо знакомое им слово «В путь!», произнесенное Шарлем, они открыли глаза, лениво потянулись, посмотрели на солнце, украдкой переглянулись и остались сидеть на корточках, не двигаясь с места.

— Вы что, не слышали? — спросил Шарль.

— Слышали, — ответил один из индейцев, — белый сказал: «В путь!»

— Почему же вы не идете?

— Сегодня пятый день.

— Какой еще пятый день?

— Белый сам знает. Разве нет?

— О чем ты говоришь?

— На пятый день белый должен дать нам жемчуг, ножи, рыболовные снасти и зеркала.

— Да, верно.

— Так давай…

— А что вы сделаете потом?

— Вернемся в деревню.

— И вы не хотите остаться с нами?

— Нет.

— Почему?

— Слишком далеко.

— Что значит далеко?

— Ты отправляешься слишком далеко.

— Не оставляйте нас хотя бы еще пять дней, и я заплачу вам вдвое больше обещанного.

— Слишком далеко!

— Три дня. Через три дня мы будем уже возле истоков Курукури, не так ли?

— Да.

— Ну вот и хорошо! Идем.

— Там канаемес.

— Хватит!.. Хватит! — внезапно прервал их Маркиз, которому чертовски надоела эта бесконечная канитель. — Нечего болтать!

— Что говорит этот маленький белый? — поинтересовался индеец.

— Он говорит, что ты не прав, — ответил мулат.

— А-а… — протянул краснокожий, не возразив более ни слова.

— Он говорит, что там нет канаемес.

— А-а-а!

Шарль вновь начал уговаривать индейцев. Он старался не слишком нажимать на них, но все же был достаточно настойчив.