Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Потом проблеск сознания вытеснял галлюцинации [1631] Галлюцинация — болезненное состояние, при котором возникают различные образы и ощущения, не существующие на самом деле, но воспринимаемые больным как реальность. и отрадные и мучительные. Видение исчезало, и Дама в Черном снова узнавала Розу, улыбавшуюся ей сквозь слезы. И эта улыбка, в которой страдалице матери упорно виделась улыбка ее маленькой Ольги, ненадолго успокаивала раненую.

Увы, очень ненадолго! Кошмары снова возвращались, смущая слабеющий рассудок, угрожая небытием.

Жизнь ее висела на волоске, но волосок этот, пусть тоненький, оказался крепким.

Тем временем от кости, раздробленной пулей Питуха, отделился осколок. Доброму доктору пришлось пустить в ход свои ужасные инструменты. Тщательно осматривая трепещущую плоть, он резал, скоблил, отбрасывал, пуская тонкие струйки алой крови.

Дама в Черном, смертельно бледная, с напряженными до предела мышцами, не издавала ни крика, ни стона. Слышно было только, как скрипят ее зубы, да было видно, как повисают на ресницах непослушные слезинки, но поразительная стойкость княгини не изменила ей ни разу.

Однажды утром больная увидела у своего изголовья большой букет цветов. Полагая, что этот прелестный сюрприз ей приготовила Роза, она радостно воскликнула:

— Роза, милая моя девочка! Какой восхитительный букет!.. О, как я вам признательна.

— Букет принесла не я, мадам, — ответила девушка. — Как бы мне ни хотелось, я не могу позволить себе выйти из лазарета…

— У кого же возникло такое трогательное желание?

— У солдата, который вас ранил, горниста Бодуэна, по прозвищу Питух… одного из самых храбрых солдат полка… у него золотое сердце, как и у его товарищей…

— Но этот зуав ведет себя как истинный дворянин!

— Он в отчаянии от того, что случилось, и не знает, как вымолить у вас прощение.

— Я хочу видеть его, поблагодарить, пожать ему руку как товарищу! А пока, дитя мое, разделите букет пополам и отнесите половину моему соседу с ампутированной ногой.

— Понтису?

— Да, Понтису… тому зуаву, которого я искалечила… Надеюсь, ему лучше?

— Да, мадам, намного лучше.

— Я очень рада!.. Потом, после войны, я позабочусь о нем. Я богата, и мне хотелось бы хоть отчасти исправить зло, которое я причинила.

…Итак, жизнь упорно не желала сдаваться в этом странном и пылком существе, сотканном из противоречий, в одно и то же время необузданном и нежном, великодушном и мстительном, чья исстрадавшаяся душа хранила в себе мучительную любовь к исчезнувшей дочери и к истерзанному войной отечеству.

Дама в Черном постепенно выздоравливала в этом чудовищном средоточии жалоб, стонов, смертей, грохота орудий. Окруженная приязнью и уважением, она чувствовала, что ее ненависть к неприятелю смягчается, и тоже проникалась уважением к этим врагам, страшным в бою и великодушным после победы.

Восемнадцатого июня серьезный провал французов доставил ей глубокую радость. В былые времена княгиня не скрывала бы своего ликования. Теперь, когда перед ее глазами было высоконравственное поведение благородных противников, она ничем не выдавала свою радость, которая могла бы оскорбить тех, кто так самоотверженно ее выхаживал.

Наконец в ее непреклонной душе пробудились совершенно новые чувства. Постоянно соприкасаясь со страданием, сама испытывая жестокие мучения, общаясь со скромными, преданными долгу людьми, она начала ценить добродетели неведомого ей ранее народа.

Она чувствовала теперь все ничтожество внешнего блеска и мишуры, видела изнанку воинской славы и постигала устрашающий антагонизм двух слов, сочетание которых режет слух: война!.. Человечность!..

Но Дама в Черном не сложила оружие. Тяжело раненная, в плену, она не могла принять участия в борьбе. Однако эта женщина оставалась патриоткой до мозга костей, не на жизнь, а на смерть преданной священным интересам своего отечества. Она всем интересовалась и пламенно желала триумфа России. Княгиня теперь ненавидела войну и от всей души хотела, чтобы она поскорее закончилась, правда, при условии, что закончится она блестящей победой ее соотечественников.

Однако новости из Севастополя поступали скверные. Тотлебена тяжело ранили во время штурма двадцатого июня. Лежа в постели и испытывая жестокие боли, он все же руководил строительством оборонительных сооружений.

Поражение, не сломив русских, вызвало у них новый прилив отваги и ожесточения.

Сила огня удвоилась, если это только возможно, вылазка следовала за вылазкой.

Французы спокойно и без видимых усилий отражали все удары, все вылазки русских. Прибегнув к энергичному и красочному словцу Пелисье, можно сказать, что эти смелые атаки одна за другой просто задыхались.

Численный состав проверенных и закаленных частей все уменьшался. Русская армия давно уже была обескровлена. И хотя новобранцев, прибывавших со всех уголков империи, отличала неукротимая храбрость и горячий патриотизм и они были готовы на любые жертвы, пополнение не обладало ни дисциплинированностью, ни боевой закалкой, ни выносливостью, с которой переносили усталость и лишения солдаты англо-французской армии.

Начал свирепствовать голод. Издали приказ, вдвое уменьшавший и без того скудный рацион [1632] Рацион — суточный паек; порция пищи на определенный срок. русских.

«Разрушение союзниками государственных складов на Азовском море заставило пойти на эту крайнюю меру. Мельниц слишком мало, их не хватает, чтобы удовлетворить требования военной администрации. Пришлось запросить муку у губернаторов Екатеринослава, Воронежа, Харькова, Курска и доставлять ее за триста, затем за шестьсот и, наконец, за девятьсот и тысячу километров, да еще в каких условиях! Ее везли по единственной, к тому же немощеной, дороге на Перекоп, а потом из Перекопа — на Симферополь по таким разбитым дорогам, что телеги с провиантом проводили в пути больше месяца, а почтовые повозки — не меньше десяти дней, преодолевая расстояние в каких-то сто шестьдесят километров. Оставался еще отрезок пути между Симферополем и Севастополем; ценой нечеловеческого труда и громадных расходов удалось выкопать траншею, соединившую два города. Из-за этих трудностей, из-за медленной транспортировки часть припасов терялась в дороге, а часть провианта и фуража съедали по дороге возчики и тягловые лошади. Русская армия находилась в очень тяжелом положении», — говорится в одном солидном французском исследовании.

К тому же армию снова стала косить холера, уносившая множество жизней защитников Севастополя.

Противоборствующие стороны — и та и другая — хотели поскорее покончить с войной. Чувствовалось, что вот-вот развернутся серьезные операции.