Луи Буссенар - Избранные произведения. II том

Еще была вполне возможна контратака. Кроме того, отдельные группы солдат не собирались сдаваться. Ни пули, ни штыки не брали этих железных людей. Их приходилось уничтожать залпами картечи. Убивать дважды! — как красноречиво выразился главнокомандующий.

— За мной! Выдвинуть артиллерию! — скомандовал Боске. Он появлялся в самых опасных местах.

Две батареи с впряженными лошадьми дожидались приказа. Они тронули вскачь, великолепным галопом пересекли опустошенную землю и заняли новые позиции.

Первой из этих батарей командовал капитан Шампобер. Он узнал знаменщика-зуава, отсалютовал саблей и закричал:

— Молодец, Оторва!

И тут же приказал открыть огонь. Появились саперы. Все неприятельские укрепления обращались, естественно, в сторону возможной атаки. Теперь, когда их завоевали, необходимо было срочно перевернуть ложементы [1664] Ложемент — небольшой стрелковый или орудийный окоп. против русских. Храбрые саперы под огнем принялись за работу. С необыкновенной быстротой они сооружали новые заслоны. Все шло в дело, даже самые, казалось бы, неподходящие материалы… даже штабеля трупов!.. Туры из человеческих тел… мертвая плоть, которая должна была прикрыть живую!

Сражение шло по всей линии противостояния союзников и русских. Враги истребляли друг друга на протяжении восьми километров. Французы, англичане и сардинцы сражались с неслыханной яростью. Медленно, шаг за шагом, русские, атакуемые и в лоб, и с флангов, отступали. Их позиции были захвачены, но какой ценой! Наши войска несли жестокие потери. Трех генералов — Маролля, Понтевеса и Сен-Поля — убили, когда они вели в бой свои бригады. Еще трое были тяжело ранены — генералы Мелине, Биссон и Бурбаки. Убитых или выведенных из строя полковников уже и не считали.

В половине третьего русские предприняли контратаку. Среди французских частей, захвативших Малахов курган, возникло какое-то движение. Боске прошел вперед, одним своим присутствием вдохновляя бойцов.

Новый рывок, которому невозможно было противостоять, кинул французов к подножию башни, где борьба кипела с чудовищной силой.

Русские дали последний залп из всех своих пушек, всех мортир, всех ружей. Генерал Боске упал как подкошенный. Крик ярости и скорби вырвался из груди солдат:

— Боске погиб!.. Боске убит!.. Отомстим за него!

Горькая весть довела до предела ярость бойцов Второго корпуса.

Генерала положили на носилки. Он был ужасающе бледен, безгласен, почти бездыханен. Кровь хлестала из глубокой раны у правого плеча. Осколок снаряда размозжил мышцы и задел легкое. Главный врач Легуэ остановил кровь и прозондировал рану, бормоча про себя:

— Будем надеяться, что она не смертельна [1665] Генерал Боске после этого ранения оправился, но полностью его здоровье не восстановилось. (Примеч. авт.) .

Командующего Вторым корпусом унесли, а его зуавы бросились к башне на Малаховом кургане, защитники которой не оставляли своих постов. Со всех сторон им кричали:

— Сдавайтесь!.. Сдавайтесь!..

— Никогда! — ответил по-французски громоподобный голос, от которого дрожь пробрала Оторву до мозга костей.

— Он! Боже милостивый, он! — прошептал зуав, почти теряя сознание.

— Канониры!.. Огонь!.. — приказал капитан Шампобер.

Две батареи, командование над которыми он принял после гибели командира эскадрона, выстрелили разом.

Башня осела, а потом окончательно разрушилась под натиском железного урагана. Русские — а их осталось не больше шести десятков — укрылись в подземном каземате и продолжали сопротивляться. Кому-то пришла в голову дикая идея выкурить их из укрытия. Тотчас солдаты навалили под бойницами остатки туров и фашин и подожгли их. Клубы огня и дыма рвались вверх. Из каземата послышались вопли и проклятия.

Неожиданно из-под земли выскочила кучка солдат — русские, с примкнутыми штыками. Они были на пределе сил, вел их гигант с обнаженной саблей, окровавленный, весь в лохмотьях. Раненая рука висела на платке, сложенном, как перевязь. Не менее двухсот ружей было нацелено прямо на храбрецов. Они будут расстреляны в упор. Оторва издал нечеловеческий крик и бросился вперед, размахивая знаменем.

— Поль! Брат мой!

Русский офицер остановил на нем взгляд своих блуждающих глаз, в которых блеснули слезы волнения и отчаяния, и прошептал:

— Жан… о, Жан…

Оторва обнял брата одной рукой и, окутывая складками знамени, сказал:

— Товарищи… долой оружие… А ты, брат… ты теперь мой пленник.

В то время как Бургеи, которых снова свело Провидение, обнимались, батальон защитников Малахова кургана складывал оружие.

Майор Павел Михайлович в полном изнеможении смотрел на французов, усеявших разрушенные укрепления противника, и говорил срывающимся голосом:

— Да, это были бы роскошные похороны… десять тысяч человек разом… одним взрывом… И ты, брат, был бы первой жертвой!.. А я хочу, чтобы ты жил…

— Брат!.. Что ты хочешь этим сказать? — спросил в ужасе зуав.

— Под крепость Малахова кургана заложена мина… Электрические провода… должны поджечь порох… здесь… под этим костром… Прощай, Жан!.. Прощай: брат… если я умру, передай нашему отцу, что я выполнил свой долг… я чист перед Россией… моей родиной… и перед его родиной… Францией!

И Поль упал без чувств.

Со всей возможной поспешностью французы принялись заступами долбить землю, засыпать и гасить огонь. Обнаружились металлические провода, их тут же перерезали. Опасность была предотвращена, французский корпус спасен, и Малахов курган завоеван окончательно.

Коль скоро Малахов курган взят, Севастополь — в руках союзников. Русские это понимали и приготовились к эвакуации, назначенной на пять часов пополудни того же дня.

Однако прежде генерал Остен-Сакен, следуя трагическому и грозному примеру Ростопчина, хотел совершить последнее жертвоприношение и стереть с лица земли город, проявивший такой неслыханный героизм.

В полночь, пока отступающие части в образцовом порядке переходили по громадному наплавному мосту через Большой рейд, началось разрушение города, безжалостное, варварское и грандиозное. Редуты, склады, укрепления, плацдармы, батареи по всей бесконечной линии обороны взлетали на воздух. В городской черте дворцы, памятники, пышные хоромы, казармы, жилые дома, церкви воспламенились одновременно. К грохоту взрывов, от которых плато сотрясалось до основания, примешивался вой огня, опалявший и пожиравший все на своем пути. Море огня расстилалось над развалинами города, отбрасывая кровавое зарево более чем на пятнадцать лье! [1666] Севастополь был сметен с лица земли в результате боевых действий, а не намеренного разрушения самими русскими.