Люси Уорсли - Чисто британское убийство. Удивительная история национальной одержимости

В реальной жизни Уильяму Хаббарду, заподозренному в убийстве, удалось наказания избежать. Но в романе Диккенс, всегда находившийся на стороне падших, ясно дает понять читателю, что убийца за свое злодеяние должен поплатиться: убивший Нэнси злодей Сайкс, мучимый раскаянием и преследуемый разъяренной толпой, в конце концов погибает при попытке к бегству.

В последующие годы Диккенс не раз выступал в лекционных залах и театрах с чтением отрывков из своих произведений. Чтения эти были весьма популярны и приносили ему немалый доход, а сцена убийства Нэнси, неизменно включавшаяся в программу в качестве ударного момента, всегда с волнением воспринималась публикой. Делалось это в нарушение запрета, наложенного лордом-канцлером на публичные чтения и инсценировки «Оливера Твиста». Цензурный запрет был вызван заботой о соблюдении общественного порядка и охране морали лондонцев. Власти не желали дополнительной огласки убийства Элайзы Гримвуд, надеясь поскорее предать его забвению и прекратить шумиху по этому поводу. Но Диккенс благодаря своему роману, а еще больше благодаря этим чтениям сохранял память о несчастной Графине.

*

Постоянный и настойчивый интерес Диккенса к теме социальной справедливости получил новое направление в 1850-х годах, когда писатель все чаще и чаще стал обращаться к деятельности cтоличной полиции. Начав серию статей в издаваемом им журнале Household Words , он представил своим читателям из среднего класса эту новую профессию как достойную, вызывающую восхищение и способную увлечь ничуть не меньше, чем описываемые в ньюгейтских романах преступления. Он посчитал своей задачей рассказать миру о лондонских сыщиках, поясняя, что «они, исполняя свой долг служения общественному благу, действуют так неуклонно, спокойно и мастеровито, что общество даже на десятую долю не осознает, как они необходимы».

В очерке под названием «Современная наука ловли воров» Диккенс описывал деятельность сыскного отделения в тех же исполненных почтительного благоговения выражениях: «Сорок два человека, которым не предписано ношение формы, поставлены выполнять самую трудную часть полицейской работы».

Создание сыскного отделения, по-видимому, приветствовалось далеко не всеми. Сотрудников его считали выскочками, бессовестными пролазами и шпионами. Диккенс сделал великое дело, представив их совершенно иначе. Под его пером они превратились в специалистов и знатоков преступного мира, людей с особыми редкими способностями и навыками.

Исследуя место преступления, они замечают «следы, недоступные глазу обычного человека». Так, в помещении, откуда были похищены драгоценности, опытный сыщик может определить, какая именно из преступных банд тут орудовала, «по одной только манере исполнения». В одном из очерков, написанных для Household Words , Диккенс рисует сыщика, осматривающего место преступления и беседующего с супружеской парой, чьи драгоценности похитили. Супруги олицетворяют собой типичных читателей диккенсовского журнала — людей состоятельных и с крайним подозрением относящихся к вторгшемуся в их уютный мирок детективу. Осмотрев место преступления, сыщик изрек: «Все ясно, сэр. Тут кто-то из «Школы танцев» поработал».

«Господи боже, — восклицает ограбленная дама, — это совершенно исключено! Наши девочки ходят на уроки танцев к месье Петиту из дома номер 81, но, уверяю вас, это человек в высшей степени уважаемый! Ну а что до его учеников, я…»

Сыщик с улыбкой прерывает ее, объясняя, что танцмейстерами зовутся грабители, специализирующиеся именно на такого рода преступлениях, и что воровские шайки на профессиональном жаргоне именуются школами.

Диккенс стал таким поклонником сыскного дела, что в 1850 году даже пригласил на вечеринку в редакцию Household Words целый взвод сыщиков, и там за бренди («в весьма умеренных количествах») и сигарами детективы рассказывали сотрудникам журнала «о самых знаменитых и вопиющих преступлениях, произошедших за последние пятнадцать-двадцать лет». Один из присутствовавших на вечеринке, инспектор, которого Диккенс называет Wield (Спец), произвел на Диккенса особенно сильное впечатление, и его образ нашел свое воплощение в творчестве писателя в 1850-х годах. Инспектор Филд, как звался он в действительности, поступил на полицейскую службу, едва она возникла, и занимался ею с 1839 года. Неуклонно поднимаясь по карьерной лестнице, он стал в конце концов главой организованного в 1842 году сыскного отделения.

Умелый мастер создания живых характеров, Диккенс подметил и использовал присущие Филду черты внешности: «Средних лет представительный мужчина с большими, поблескивающими влажным блеском умными глазами, хрипловатым голосом и привычкой, беседуя, подчеркивать свои слова движениями толстого указательного пальца, беспрестанно снующего возле лица и касающегося то глаз его, то носа».

В другом, последующем очерке под названием «На дежурстве с инспектором Филдом» Диккенс сопровождает своего любимца-инспектора во время ночного обхода печально знаменитого лондонского района Сент-Джайлс.

Теперь это шумные и перенаселенные кварталы вокруг Сентер-Пойнт и станции метро «Тоттенхэм-Корт-Роуд», но раньше здесь был район ужаснейших во всей Европе трущоб. Генри Мейхью в 1860 году описывал это место как «скопище закоулков и тесных двориков, где обитают самые мелкие из мелких ирландских уличных торговцев и прочая шушера… и где царят грязь и убожество».

Журналист и автор «страстей за пенни» Джордж Огастес Сала также писал о районе Сент-Джайлс, смакуя ужасы этого места. Сладострастный тон повествования прочно связывает Салу с теми любителями трущоб из среднего класса, которые наведывались в эти места и с удовольствием бродили там, щекоча себе нервы, и в то же время третировали местных жителей и презирали их как недочеловеков.

«Этот клубок вонючих улочек и переулков порождает… все самое ужасное и мерзостное. Здесь гнездятся призрачные тени облаченных в лохмотья мужчин и женщин. Они липнут к твоим ногам подобно гнусным паразитам и, припадая к тебе, клянчат милостыню. Здешних мужчин, при отталкивающей и зверской их наружности, еще можно терпеть — бросишь такому пенни, пригрозив как следует, — и он уползает в свою берлогу или притон, съежившись и бормоча проклятия. Но вот кого терпеть решительно невозможно, так это здешних женщин, — вид их вызывает дрожь ужаса и сожаления. Прискорбно видеть, до какого глубокого унижения могут дойти эти бесполые бесстыдные существа. Позднее клоаку эту, как ланцет хирурга пронзает гнойник, прорезала Нью-Оксфорд-стрит» [8] В районе Сент-Джайлс разворачивается первый эпизод романа Мишеля Фейбера «Багровый лепесток и белый» (2002), этой замечательной дани памяти Викторианской эпохи. Там мы знакомимся с одной из населяющих страницы романа проституток. — Прим. автора. .