Жан-Кристоф Руфин - Кругосветное путешествие короля Соболя

Однажды, например, мы увидели на рейде корабль, прибывший с Французского острова. Мы встретили его криками радости. Увы, его капитан, едва ступив на землю, осведомился обо мне и, узнав, что я жив, велел немедленно поднимать паруса. Он приплыл сюда только потому, что поверил злобным слухам о моем исчезновении, и с единственной целью завладеть всем, что могло уцелеть от нашего предприятия. Нетрудно вообразить, как это отразилось на нашем моральном духе… Афанасия, в отличие от меня, не привыкла сталкиваться с лицемерием. Предательство причиняло ей боль, какую могут испытывать лишь чистые и невинные души.

Пока я старался всюду поспеть, стремясь подготовить нашу оборону и проследить за ходом строительства, Афанасия, вынужденная оставаться на месте, переносила как кару тропическую жару. По ее словам, главной причиной ее страданий наряду с другими, более видимыми, была невозможность действовать. Она вставала на несколько часов в день, покидая гамак, где проводила самые жаркие часы, и отправлялась в окрестные туземные деревни. Следуя все той же порочной политике, требующей разделять мальгашей, мы установили тесные связи с некоторыми племенами. Они держались подле нас, чтобы пользоваться нашей защитой.

Афанасия нашла там общение, которое очень ценила. Она завязала крепкую дружбу с местными женщинами. Долгие часы она проводила в их жилищах, слушая, как они веселятся и рассказывают истории, которых она не понимала.

Я почти ревновал. Ведь с мужчинами куда труднее добиться подобной близости. С вождями племен я встречался только на торжественных собраниях, где мы обсуждали заключенные договора. Речь всегда шла о войне и мире. Искренность — необходимое топливо для дружбы — была последним, что каждый из нас мог себе позволить. Во время таких переговоров мы прибегали скорее к хитрости, лжи, интуитивным уловкам. Туземцы называли такие собрания «кабарра», и заканчивались они всегда обильными возлияниями. И если, находясь в группе, туземные вожди вели себя недоверчиво, а иногда враждебно и уж в любом случае неприступно, то, когда я с ними встречался в частном порядке, они, как правило, были намного покладистей.

Мало-помалу с некоторыми из них и у меня завязалась настоящая дружба. Так случилось, например, с вождем по имени Рауль, принадлежавшим к группе сафиробеев, которые на тот момент были нашими главными врагами. Рауль всегда отличался большей сговорчивостью. Это был великий воин и человек исключительного благородства. Ему присвоили титул рохандриана [48] Рохандриан — почетный титул, упомянутый в «Энциклопедии» Дидро. Согласно Дидро, одной из привилегий рохандрианов, помимо руководящих функций, было право резать скот. . Когда он говорил со мной, у него был прямой взгляд и широкая улыбка, свидетельствующая об искренности и доброте, и он ни разу не дал мне повода в этом усомниться.

Мне удалось завязать личные отношения и в других племенах, а именно среди мулатов, полукровок от браков с белыми. К счастью, я сумел войти в доверие к вождю Сансе, потомку пирата по имени Зан, чьи суждения отличались сравнительной независимостью от позиции других племен.

А главное, мои связи с самбаривами стали более тесными благодаря взаимопониманию, которого удалось достичь между мною и их правителем по имени Раффангур.

По мере того как наши разведывательные походы распространялись на всю территорию острова, дела у туземцев шли все труднее. Мы одновременно вели войну и устраивали кабарры, защищались и заключали мирные договоры. Но мало-помалу изначально смутная ситуация начала проясняться. Наш опорный пункт на юго-западе теперь представлял собой надежный оплот благодаря крепкому союзу с самбаривами. Разгром, а затем и разделение сафиробеев избавили нас от самой непосредственной угрозы. На западе, ближе к Фулпуанту, союз с королем Хиави требовал от нас больших усилий, поскольку у него были напряженные отношения с соседями. Нам пришлось несколько раз удерживать его, чтобы он не воспользовался нашей поддержкой для истребления граничащих с ним племен. На северной оконечности острова мы наладили прочные связи с вождем Ламбуином, который без колебаний выделял нам рабочую силу для строительства и военные отряды для сражений на нашей стороне.

Итак, главная опасность сосредоточилась в самом сердце нагорья и западнее, вплоть до побережья, находившегося под влиянием арабских торговцев. Как я уже говорил, эти районы находились под властью могущественного племени секлавов. Неизбежно рано или поздно должна была вспыхнуть большая война, в которой нам предстояло с ними столкнуться. А пока что все наши усилия были направлены на те народности, которые отныне являлись нашими союзниками: привязав их к себе, мы обретали уверенность, что, когда пробьет час, они не пойдут против нас.

Вот так я сменил, сам того не заметив, политику разделения и разрушения на более позитивный подход, ставящий во главу угла объединение.

Однажды Афанасия обратила на это мое внимание. Глядя издалека, она следила за военными действиями. Я знал, что она мучилась, понимая, что мы принесли на эту землю подкуп и войну. В то же время она видела, с чего мы начинали и на что нас обрекли своими происками правители Французского острова. Как и я, она была вынуждена спать в первые ночи прямо на каменистой земле, без крыши над головой, которая укрыла бы нас от ветра и дождя. Она переживала вместе с нами внезапные сигналы тревоги, когда мы самостоятельно, без всякой защиты, должны были отражать нападения туземцев. Ее сжигала та же лихорадка, которая вынудила нас двинуться вглубь страны. А потому она знала, что мы сражаемся, находясь в безвыходном положении. Как бы она ни критиковала наши методы, она понимала, что они продиктованы жгучей необходимостью, и если бы мы не прибегли к ним, то были бы уже мертвы. Вот почему она молча наблюдала.

Что не помешало ей радоваться, когда тиски немного разжались и мы смогли вести более созидательную политику.

Однако сплотить туземцев оказалось делом нелегким. Остров знавал времена единения, но с момента убийства последнего великого короля, которого называли «ампанскабе», племена постоянно воевали друг с другом.

Одно событие, которое произошло вскоре после нашего прибытия на остров и о котором я не стал рассказывать Афанасии, могло помочь мне объединить мальгашей.

Все началось неожиданно. С нами была одна старая женщина, которую когда-то взяли в плен и продали иностранцам. Я решил увезти ее с Французского острова на родную землю вместе с другими рабами и дать им всем свободу.

В дальнейшем я узнал от одного из своих офицеров, что бедная Сюзанна, так ее звали, рассказывала, что ее увезли вместе дочерью Рамини, последнего ампанскабе. Старуха говорила, что та женщина утверждала, будто я ее сын. А это делало меня наследником императора. К тому же Сюзанна заверяла всех, что я очень похож на Рамини. Над ее странной выдумкой можно было бы только посмеяться, но я сразу понял, какую выгоду могу из нее извлечь. Я доверительно сообщил старухе, что у меня есть личные причины скрывать от всех мое истинное происхождение. Это только подтвердило ее предположения. И чтобы быть уверенным, что она расскажет всему острову, я разрешил ей поделиться тайной только с узким кругом самых близких друзей.