Мария Кича - Стамбул. Перекресток эпох, религий и культур

Кроме того, вплоть до 1839 года за порядком в жилых кварталах Стамбула следил имам местной мечети. Он выполнял функции квартального старосты и обладал широкими административными полномочиями. Желавший поселиться в махалле должен был получить разрешение имама. Естественно, имам требовал от горожан соблюдения шариата, в соответствии с которым собственник мог без зазрения совести перекрыть улицу и построить дом. Стамбул и другие мусульманские города Ближнего Востока росли стихийно, без соблюдения каких-либо пожарных и санитарных правил.

Ислам сыграл значительную роль как в совокупности с правом, так и сам по себе. Страхование считалось богохульством – стамбульцы не понимали его юридической природы и социального значения. Если Аллах пожелал, чтобы дом сгорел, то негоже искать личную выгоду или требовать компенсацию.

Перечисленные обстоятельства, наряду с пожарами, провоцировали эпидемии. Население Стамбула регулярно уменьшалось из-за инфекционных заболеваний – даже в сказках «Тысячи и одной ночи» Юнан (царь земли Румана [84] Руман – арабское название Византии. ) болен проказой. Первая в истории пандемия чумы (540–541) началась при Юстиниане I и получила название «Юстинианова чума». Очаг эпидемии находился в египетском городе Пелузий на востоке дельты Нила. Вскоре возбудитель болезни по средиземноморским торговым каналам попал в Константинополь, откуда распространился на северные, южные и восточные земли Византии – и затем перекинулся на соседние страны. К концу 654 года чума охватила всю территорию тогдашнего цивилизованного мира.

В Восточной Римской империи эпидемия достигла апогея около 544 года. В Константинополе ежедневно умирало до 5 тыс. человек, в отдельные дни смертность достигала 10 тыс. По свидетельству Прокопия Кесарийского, «от чумы не было человеку спасения, где бы он ни жил – ни на острове, ни в пещере, ни на вершине горы…» Сотни мертвецов за неимением родственников или слуг лежали несожженными. По улицам день и ночь напролет несли трупы.

Пандемия бушевала на протяжении двух веков (541–750) и унесла жизни примерно 25 млн человек в Европе и около 100 млн – на Ближнем Востоке (среди них 40 % населения Константинополя). Сам Юстиниан заболел, но излечился. Он стал одним из редких счастливых исключений – городские эпидемии не щадили ни простых людей, ни членов правящей династии.

Ахмед I скончался от сыпного тифа, Абдул-Меджид I – от туберкулеза. Оспа и чума загнали в гроб многих шехзаде. Когда Рустем-паша собирался жениться на Михримах (дочери Сулеймана I), недоброжелатели пустили слух, что вельможа болен проказой, – и султан велел придворным врачам обследовать потенциального зятя. Медики не подтвердили проказу, но обнаружили у Рустема-паши педикулез; впрочем, диагноз не повлиял на заключение брака. Будущий великий визирь получил прозвище «Вошь судьбы». В турецком языке возникла пословица: «Если ты удачлив, даже блоха принесет тебе счастье».

С годами эпидемиологическая ситуация в городе не улучшалась. Уже в XIX веке Готье сообщает, что евреи, жившие в Балате, страдали от золотухи, чесотки, проказы и всех библейских недугов, известных со времен Моисея. Память о болезнях и паразитах сохранилась в наименовании стамбульского района Тарабья, который славился купальнями и целебными источниками – потому его название происходит от слова «терапия» (греч. θερᾰπεία – лечение).

На заре XX века османская столица не стала более чистой и здоровой – в 1910 году городские газеты писали: «Когда в каком-нибудь районе вспыхивает эпидемия, муниципальные службы посыпают улицы известью; но ведь кучи грязи от этого не исчезают». Один из последних случаев массовых заболеваний имел место в 1960-х годах – в индустриальном ильче Сагмалджылар началась холера. Она была вызвана загрязнением воды фабричными стоками и износом канализации, проложенной еще Мимаром Синаном. Топоним «Сагмалджылар» стал ассоциироваться у стамбульцев с холерой, поэтому ильче переименовали в Байрампашу – по имени Байрам-паши, великого визиря султана Мурада IV, чье имение находилось здесь в XVII веке.

Термин «карантин» образован от итальянской фразы «quaranta giorni» («сорок дней») – таков был срок, на который суда, прибывавшие в XIV веке в Италию, должны были встать на якорь вдали от берега; лишь после изоляции они могли войти в порт. Изначально карантинные меры практиковались в городах Адриатики и Средиземноморья, – и касались кораблей, приплывших из Константинополя, где разыгралась очередная эпидемия чумы.

Европейцев раздражала не только санитарно-эпидемиологическая ситуация в Стамбуле, но и его затейливая топография. Ландшафт города на семи холмах веками утомляет путешественников. «Человеку с одышкой тут делать нечего, разве что нанять на весь день такси», – саркастически заявляет Бродский. По словам Амичиса, в Стамбуле за четверть часа можно 10 раз поменять способ передвижения: вы то спускаетесь вниз, то взбираетесь по каменным ступеням, вязнете в грязи, протискиваетесь сквозь толпу и продираетесь сквозь развешанные лохмотья. Цветочный аромат сменяется ужасной вонью, умопомрачительные пейзажи – сумрачной сетью переулков, свежесть – душной пылью, а божественный Восток нашей мечты – Востоком мрачным, грязным и дряхлым, который вытесняет прежние радостные впечатления.

Султаны не раз пытались благоустроить свою многострадальную столицу – но история планов ее кардинального переустройства начинается в XIX веке, когда Высокая Порта вступила на путь вестернизации и модернизации. Автором первого плана реконструкции города (1839) стал прусский генерал Гельмут фон Мольтке, нанятый Махмудом II.

Фон Мольтке хотел проложить 5 улиц западного типа – шириной 15 м, с тротуарами и высаженными по обеим сторонам деревьями. Эти улицы должны были связать центр города с побережьем Босфора. Также предлагалось расчистить пространство вокруг главных достопримечательностей, снести торговые ряды около султанских мечетей и сделать площади. Немецкий специалист понимал, что плотная и хаотичная городская застройка способствует распространению знаменитых стамбульских пожаров – и что площади станут препятствием на пути огня. Впрочем, падишах не спешил реализовывать полезные идеи – и фон Мольтке был вынужден ограничиться созданием карты города.

Работу европейских архитекторов затрудняло упорное нежелание султанов менять облик Стамбула, неизбежно уничтожая историю Османской династии. Махмуд II не мог примириться с планами преобразования некоторых мест, связанных с его привычной жизнью и жизнью его предков.

Это хорошо заметно на примере Окмейданы: султан приезжал сюда стрелять из лука – тем самым он поддерживал традицию персидских шахов. Справа выстраивалась шеренга вельмож, слева – дюжина пажей, собиравших выпущенные стрелы. Центром действа был Махмуд II – лучший лучник империи и гордый победитель янычар. Его преемники предпочли палить по мишеням из револьвера прямо в дворцовом саду. Окмейданы отдали пехотинцам для военных упражнений – но не благоустроили.