Стенли Лейн-Пул - Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

После этого Саладин созвал военный совет. Некоторые эмиры предложили отступить; они вполне резонно объясняли необходимость этого неблагоприятными зимними условиями – уже был конец декабря. Дождь и снег превратили равнину в море непролазной грязи. Сырость и холод были причиной массовых заболеваний среди воинов, многие кони пали. Умерло большое количество людей, и было много раненых. Не хватало продовольствия и других припасов, а также денег. Поэтому эмиры были за то, чтобы снять осаду и вернуться уже весной. Противники этого легкого решения заявили о том, что захват Тира – первостепенная задача, потому что город был единственной надеждой франков на побережье. И если Тир падет, уже невозможно будет для противника получать подкрепления из-за моря. Советники, которые были настроены менее решительно, оказались в большинстве; и в первый день нового, 1188 г. Саладин распустил свои войска. Они ушли в Египет, Сирию и Месопотамию. Войска, которые находились под личным командованием султана, он увел в Акру.

Отступление из-под Тира было поворотным пунктом на победном пути Саладина. Это была фатальная и непоправимая ошибка. Он следовал для себя твердому принципу избегать, если возможно, длительных осад, который всегда срабатывал. Его войско представляло собой по большей части феодальное ополчение со слабой дисциплиной, многоплеменное и разноязыкое. Такое войско объединяли в основном корыстные устремления – возможность захватить большую добычу, чем преданность султану и идее священной войны (джихада). Под командованием опытного полководца воины могли успешно сражаться в тяжелых условиях, быстро взять приступом город или замок, а перспектива грабежа и просто страсть к битвам сообщала им неистовую отвагу. Но долгая осада гасила их боевой порыв и открывала путь недовольству и зависти в их среде, неизбежных в подобном смешанном войске. Вместо того чтобы сразу же одержать триумфальную победу и завладеть добычей, приходилось тратить силы на рытье подкопов под крепостными стенами, находиться под ежедневным обстрелом и подвергаться опасности неожиданных отчаянных вылазок врага. Если надо было штурмовать замок классического типа, который имел опытного коменданта и надежный гарнизон, осаждавшие имели мало шансов на успех. Неповоротливые осадные машины имели малую точность попадания, а камни для метания, несмотря на свой внушительный вид, были малоэффективны против мощных стен толщиной в 6 м. Подкоп был более надежным средством осады, хотя в него закладывали вместо пороха и динамита сухое дерево, которое затем поджигали. Но те, кто занимался саперными работами, подвергали себя большому риску; воины гарнизона были преисполнены решимости во что бы то ни стало помешать им. Современные способы рытья апрошей и соединительных ходов-траншей еще не были знакомы инженерам того времени. Полная блокада, которая неизбежно вела к гибели осажденных от голода, была наивернейшим средством. Но при этом большая часть войска ничем не была занята, и дисциплина падала. К тому же положение усугубляли тяжелые зимние условия и отсутствие флота; и ничто не мешало противнику легко доставить в портовый город припасы по морю. Всем становилась ясна бесполезность блокады.

Поэтому неудивительно, что Саладин избегал длительных осад, в которых не мог проявиться его талант полководца, в отличие от его умелого планирования сражений на открытой местности и проведения быстрых и стремительно развивавшихся кампаний. Отчасти его нелюбовь к осадам могла объясняться присущим ему чувству милосердия. Даже если немедленный приступ предполагал верный успех, он предпочитал добиваться от осажденных согласия на добровольную сдачу, обещая гарнизону мирно покинуть крепость. По-видимому, султан никогда не задумывался над тем, что воины, которым он позволял беспрепятственно уйти, могли снова пополнить ряды его противника. Несмотря на то что он требовал от воинов обещания не участвовать больше в военных действиях, они, несомненно, нарушали его при первой возможности. Очевидно, наиболее благоразумным шагом было бы удерживать их в качестве военнопленных в Дамаске или каком-либо другом удаленном городе до тех пор, пока не завершится кампания и не наступит мир. В Тире собралось много воинов из капитулировавших гарнизонов, что укрепило его обороноспособность, и Саладину следовало в первую очередь упрекать именно себя за сложившуюся ситуацию.

Тем не менее, несмотря на все сложности осады, следовало принять единственно верное решение: Delenda est Tyrus – Тир должен быть разрушен! Султану было необходимо построить новый флот, уничтожить галеры Тира, засыпать рвы, пробить бреши в стенах, даже если бы он потерял при этом половину армии. Единственно верный ответ – Саладин знал своих людей, и он не мог рассчитывать на их стойкость и выносливость. Но даже это не объясняет его неприятие идеи блокады города с суши и моря, чтобы не дать противнику перебросить подкрепления и вызвать голод среди многочисленных жителей. Как бы мы ни смотрели на это, действия Саладина против Тира ни как полководца, ни как государственного деятеля не могут быть оправданы. Тир стал точкой сбора сил для крестоносцев, благодаря чему им удалось отвоевать часть потерянных земель на побережье Палестины и восстановить свой престиж. И если бы этот город не устоял, еще вопрос, имели бы место Третий крестовый поход и битва за Акру.

Последствия этого серьезного решения, конечно, не проявились немедленно. Европа воспользовалась передышкой, чтобы вновь собрать свои силы для отвоевания Святой земли, а Саладин тем временем, продолжая игнорировать опасность, исходившую от Тира, провел победоносную кампанию на севере. После покорения Иерусалимского королевства он распространил свою власть на графство Триполи и княжество Антиохия. Боэмунд III был антиохийским князем, а его сын Раймунд наследовал графство Триполи по воле его тезки, имевшего несчастье выжить в битве при Хаттине. Отец и сын быстро покинули Тир, оставив город на произвол судьбы, и не их заслугой было, что Конрад отбил приступ сарацин. Раймунд действительно послал несколько галер на помощь осажденному городу. Но случившийся шторм вынудил их вернуться в Триполи, и моряки сослались на него в свое оправдание, оправдывая свой поступок. Боэмунд настолько боялся брать на себя лишнюю ответственность, что заставил беженцев из Иерусалима уйти из своего города, чтобы не тратить для их пропитания запасов продовольствия. Одновременно он отобрал у них наличные деньги и использовал их на собственные нужды. Уже давно северные князья проводили политику примирения с Саладином, но это не мешало ему совершать нападения на их владения.