Стенли Лейн-Пул - Саладин. Всемогущий султан и победитель крестоносцев

В тот вечер пришло донесение от старого Джурдика, возглавлявшего передовые части: «Враг выступил и занял позиции на холме, а затем вернулся в лагерь». На следующее утро (суббота, 4 июля) пришло еще одно донесение от Джурдика. Его разведчики сообщили, что в христианском лагере возникли разногласия: одни требовали незамедлительного выступления, другие – возвращения. Французы заявляли, что они покинули свою страну ради освобождения Иерусалима и потому не собираются возвращаться, пока не отвоюют его. Англичане («инкитар», как называли их мусульмане) указывали на испорченную воду в колодцах, а запасов ее не было. Необходимо было как-то решить спорный вопрос.

Разведчики доносили правду: роковая нерешительность овладела крестоносцами, и для преодоления разногласий была образована своего рода комиссия, представленная исключительно рыцарями ордена Храма и ордена Святого Иоан на, французами и сирийскими франками. Они решили остановить марш на Иерусалим, который уже был им виден, и предложили отправиться в Каир, в 400-километровый поход через пустыню! Протест французских рыцарей не был услышан.

На следующий день началось всеобщее отступление. Султан гарцевал на коне во главе своих людей и наблюдал это удивительное зрелище. Его ликованию не было предела. Опасность была позади, и Саладин понял, что его молитвы были услышаны. Святой город был спасен.

Едва крестоносцы успели отступить, как к Саладину прибыл посол от Генриха, короля Иерусалима. Он должен был сообщить султану, что король Англии передал ему все земли, что он завоевал на побережье. Его скромным требованием было: «Верни мне мои земли, чтобы я мог заключить мир с тобой и стать одним из твоих детей». Саладин был настолько возмущен этим требованием, которое было выдвинуто после позорного отступления, что он едва сдержался, чтобы не ударить посла. С трудом он взял себя в руки и 6 июля отослал посла назад, поручив тому передать ответ, что поскольку Генрих является наследником маркиза Конрада, то и должен следовать заключенному им соглашению, и предметом обсуждения могут быть только Тир и Акра и никакие другие города и земли. Тремя днями позже пришло послание теперь уже от Ричарда I, в котором тот представлял Саладину «сына своей сестры графа Генриха» и просил милостиво принять его и переговорить с ним в дружественном и примирительном духе. Собравшийся под председательством султана совет высказался за мир, и графу был отослан дружественный ответ. Саладин будет относиться к Генриху «как к сыну», передаст храм Воскресения христианам и поделит страну: побережье отойдет франкам, а холмистые области во внутренней области страны – сарацинам, как то и было прежде. Земли между их владениями в равной мере будут поделены между ними. Но Аскалон будет снесен и не будет принадлежать никому. В течение нескольких дней прибыло третье и четвертое посольство, и вместе с ними в качестве дара от Ричарда были переданы соколы. Целью послов было обсудить детали соглашения, и прежде всего попытаться сохранить Аскалон. Саладин, однако, был тверд. Он предложил Лидду в обмен на Аскалон, но город все равно должен был быть разрушен. Это стало камнем преткновения в переговорах. Ричард I не мог даже и помыслить о сносе Аскалона.

Король Англии и большая часть его войска отошли в Акру, откуда они готовились отправиться в Европу, чувствуя себя крайне опустошенными в результате проведенной кампании. Ричард I намеревался сесть на корабли в Бейруте, но прежде было необходимо захватить город. Саладин, прослышав о намечавшемся набеге и не придавая значения тому, ради чего все это замышлялось, то есть для отправки войска домой морем, вознамерился воспользоваться представившимся предлогом и нанести удар по Яффе. Выйдя из Иерусалима 27 июля, в тот же день он уже был под стенами Яффы. Он встретил более сильный отпор, чем предполагал. Но после трех дней осады – бомбардировки города и рытья подкопов, в чем Саладин принимал личное героическое участие, оборона была прорвана, и сарацины пошли на приступ. Защитники встали непреодолимой стеной: место павшего воина занимал другой. Упорство и мужество гарнизона вызвало восхищение у мусульманского хрониста. «Что за воины, доблестные и бесстрашные!» – воскликнул он. Однако, когда уже у оборонявшихся не оставалось никакой надежды, была достигнута договоренность о капитуляции на тех же условиях, что и пять лет назад при сдаче Иерусалима. Но мусульмане, разгоряченные сражением, не собирались давать пощады, и Саладин признался, что не мог сдержать их. «Отходите в цитадель, – сказал он осажденным, – и оставьте город, ибо уже ничто не остановит мусульман».

У мирных жителей уже не было времени для раздумий. Город был полон диких курдов и туркоманов, рыскавших по улицам с мечом в руке, грабивших каждый дом на их пути. «Запасы различных ценных товаров и большое количество зерна, даже остатки добычи из разграбленного египетского каравана – все попало в их руки». Неудивительно, что некоторые отдельные встретившиеся им горожане были убиты «по ошибке». В упоении победой такое случается часто. Султан тем временем получил известие, которое заставило его восстановить дисциплину в войске. Отряд, ведший наблюдение за Акрой, сообщил, что накануне своего отъезда король Ричард узнал о потерях под Яффой и уже шел на помощь. Теперь появилась необходимость взять цитадель, без чего было невозможно удержать город. Но сложность была в том, чтобы заставить гарнизон и беженцев уйти. Несмотря на то что они сдались, они не были готовы уйти добровольно из-под защиты стен; мусульмане, занимавшиеся грабежом и жадно бросавшиеся на добычу, не обращали никакого внимания на приказы Саладина. Он старался вплоть до наступления вечера собрать воинов у цитадели, но они были глухи к его призывам.

Всю ночь достойный человек, секретарь Баха ад-Дин, не сомкнул глаз, обуреваемый нехорошими предчувствиями. На рассвете со стороны морского побережья донеслись звуки труб войска короля Ричарда. Он уже собирался отплыть из Акры в Англию, когда прибыли в спешке гонцы из Яффы и, раздирая на себе одежды, начали горько оплакивать незавидную участь города. Ричард I, даже не выслушав до конца их рассказ, решил идти на помощь Яффе, намереваясь «с Божьей помощью сделать все, что только можно в его силах». Герольд протрубил сбор, призывая рыцарей собраться, и Ричард вместе со всеми, кто только откликнулся на его призыв, вышел в море. Именно звук труб, донесшийся с его галер, разбудил сарацин в то субботнее утро.

Нельзя было терять время. Саладин сразу же послал за Баха ад-Дином. Мирный человек, который наблюдал за многими кровавыми битвами, восседая на своем муле, не всегда находясь на безопасном расстоянии, сейчас получил поручение адъютанта. В то время как Саладин послал своих людей на побережье помешать высадке Ричарда, задачей Баха ад-Дина было обеспечить сдачу цитадели и гарнизона. Он должен был взять с собой трех эмиров и попутно заехать к принцу аз-Захиру. Принц, облеченный в доспехи и завернувшись в гамбезон, все еще спал. Полусонный, он взобрался на коня и присоединился к остальным. Они проехали пустынными улицами и подскакали к цитадели. В ответ на их призыв сдаться гарнизон, еще не знавший о прибытии Ричарда I, был готов покинуть цитадель. Если бы им было позволено сделать это сразу же, все могло бы сложиться по-иному. Но один из эмиров, старик Джурдик, который служил Саладину еще при вторжении в Египет почти тридцать лет назад, был человеком сострадательным. И он сказал, что не может позволить защитникам цитадели просто выйти к толпе мусульман, которые могут их ограбить и даже избить. Он приказал оттеснить толпу, чтобы дать свободный проход для воинов гарнизона, но сарацины были настроены агрессивно и не слушали ничьих распоряжений. Наконец удалось вывести 49 воинов вместе с женами и лошадьми, но столько времени ушло на беспорядочную суету, что уже наступил полдень. И тут вблизи берега появился флот Ричарда – 35 кораблей и 15 юрких галер. Один только их вид придал бодрости остальным защитникам цитадели, и один из них приблизился к Баха ад-Дину и вежливо заявил ему, что они передумали сдаваться. Через несколько минут на стенах цитадели вновь появились воины, а вслед за этим последовала атака гарнизона, и мусульмане были выбиты из города. Но вскоре защитники города были снова отброшены к крепости в результате яростного натиска мусульман. Сложилась столь отчаянная ситуация, а помощь все не приходила, что наши люди были готовы снова просить Саладина о прежних условиях капитуляции. И тут положение резко изменилось. В этот самый момент гребцы на английских галерах начали сушить весла. Ричард продолжал ждать, наблюдая за тем, как мусульманские флаги развеваются на башнях; он боялся подумать, что цитадель уже пала. Шум морских волн, крики сражавшихся бойцов, воинственные боевые кличи мусульман заглушали призывы людей, находившихся в безвыходном положении и ждавших помощи. Высадиться на виду сарацинского войска, на что можно было решиться, если только ничего иного не оставалось, было явной авантюрой даже для Ричарда I Львиное Сердце. Пребывая в состоянии нерешительности и тревоги, он увидел, как какой-то человек храбро бросился с башни в море и быстро поплыл к кораблям. Вскоре его подняли на борт, и, как оказалось, это был священник. «О, благородный король, – сказал он. – Те, кто еще остается в живых, жаждут твоего скорейшего прихода. Они гибнут под мечом палачей; они склоняют свои выи подобно овцам, ведомым на заклание; они неизбежно погибнут, если Бог не поможет им через твою десницу». И он указал королю на то опасное место, где стояли воины гарнизона, «перед той башней». Этого было достаточно для Ричарда I. «Да погибнут нечестивцы!» – воскликнул он. И красная галера короля стремительно понеслась к берегу; она еще не успела коснуться носом кромки пляжа, как Ричард I прыгнул в воду. Его рыцари бросились за ним, и они всей мощью обрушились на сарацин. Слева и справа от короля падали воины врага, сраженные ударами его боевого датского топора. Мусульмане разбегались поспешно во все стороны, и пляж был очищен. Удивленный секретарь рассказывал, как «прямо на его глазах они вытеснили нас из гавани». Король взбежал по лестнице Дворца тамплиеров, и через мгновение английский флаг уже развевался на стенах, это был сигнал спасения осажденному гарнизону.