Вячеслав Манягин - Грозный. Апология русского царя

К долгам, как своим, так и чужим, относились серьезно, чтобы по возможности избежать хлопот, обид и раздоров:

«… Если же придется у кого в долг взять или свое дать: украшения или мониста или женскую одежду, сосуд серебряный, или медный, или оловянный или какое платье, – и как запасы пересмотреть, и новое все и ветхое: где измято, или побито, или дыряво, или что где измазано или продралось, и какой-то в чем-нибудь непорядок или что не цело, – и все то пересчитать, и отметить, и записать – и кто берет, и кто дает – обоим то было бы ведомо. А что можно взвесить – то бы взвешено было, и всякому долгу определили бы цену: по нашим грехам какой непорядок случится, так с обеих сторон ни хлопот, ни раздоров нет, ибо цена известна.

А всякий заем и брать и давать честно, хранить сильней своего и возвратить в срок, чтобы сами хозяева о том не просили и за вещами не посылали: тогда и впредь дадут, и дружба навек. А если чужого не сохранять, или в срок не вернуть, или испортил, то обида навек и убыток в том и пени бывают, да и впредь никто и ни в чем не поверит.»

На Руси, как писал Лев Гумилев, купеческий долг был священен: взял долг – верни в любом случае! Никаких оправданий невозврату долга не было. Ограбили ли купца разбойники, утонула в шторм его ладья с товаром, пропил ли купец деньги в кабаке – без разницы, купец должен был рассчитаться с долгами в срок.

Предприниматель и купец, хотя и не были «благородными дворянами», но имели собственную купеческую честь и строго ее соблюдали. В понятие купеческой чести входил и своевременный возврат долга. При этом заимодавец-ростовщик, который давал деньги под проценты, особым уважением не пользовался (ростовщичество, отдача денег «в рост», под проценты, у православного русского народа считалось занятием небожеским). Известный русский предприниматель В.И. Рябушинский писал: «В московской неписанной купеческой иерархии на вершине уважения стоял промышленник-фабрикант, потом шел купец-торговец, а внизу стоял человек, который давал деньги в рост, учитывал векселя, заставлял работать капитал. Его не очень уважали, как бы дешевы его деньги ни были и как бы приличен он сам ни был. Процентщик». По современному – банкир.

Моральным кодексом русских купцов было поучение «О богатении», составленное владельцем знаменитой Трехгорной мануфактуры Т.В. Прохоровым (1797-1854): «Человеку нужно стремиться к тому, чтобы иметь лишь необходимое в жизни; раз это достигнуто, то оно может быть и увеличено не с целью наживы – богатства для богатства – а ради упрочнения нажитого и ради ближнего. Благотворительность совершенно необходима человеку, но она должна быть непременно целесообразна, серьезна. Нужно знать, кому дать, сколько нужно дать. Ввиду этого нужно посещать жилища бедных, помогать каждому в чем он нуждается: работой, советом, деньгами, лекарствами, больницей и пр. Наградою делающему добро человеку должно служить нравственное удовлетворение от сознания, что он живет «в Боге». Богатство часто приобретается ради тщеславия, пышности, сластолюбия и пр., это нехорошее, вредное богатство, оно ведет к гибели души. Богатство то хорошо, когда человек, приобретая его, сам совершенствуется нравственно, духовно; когда он делится с другими и приходит им на помощь. Богатство необходимо должно встречаться в жизни, оно не должно пугать человека, лишь бы он не забыл Бога и заповедей Его. При этих условиях богатство неоценимо, полезно. Примером того, что богатство не вредит, служат народы, у которых при изобилии средств редки пороки. Не будь богатства, не было бы ни открытий, ни усовершенствований в различных отраслях знаний, особенно промышленных. Без средств, без труда, энергии не может пойти никакое промышленное предприятие: богатство – его рычаг. Нужды нет, что иногда отец передает большие средства сыну, сын еще более увеличивает их, как бывает в коммерческом быту. Это богатство хорошо, оно плодотворно, лишь только не надо забывать заветов религии, жить хорошей нравственной жизнью. Если богатство приобретено трудом, то при потере его оно сохранит от гибели человека: он станет вновь трудится и еще можно приобрести больше, чем у него было, он живет «в Боге». Если же богатство случайно досталось человеку, то такой человек часто не думает ни о чем, кроме своей похоти, и такой человек при потере богатства погибает. Вообще, частное богатение, даже коммерсантов или банкиров, полезно, если человек живет по-божьему».

Когда-то, в прошлом веке, во времена СССР, было модно писать «письма в будущее»: всевозможные послания от комсомольцев 60-х – 70-х годов «далеким потомкам, живущим в коммунистическом будущем». Сейчас, когда 50 лет спустя извлекают на свет Божий эти «капсулы времени» (особенно много их было заложено в 50-ю годовщину Октябрьской революции, в 1967 году), невольно появляется мысль о том, что в советской системе воспитания, при всех ее достоинствах, имелся фатальный недостаток: иначе страна не рухнула бы в 1991-м.

Быть может, он заключался в том, что воспитание в СССР было слишком огосударствленным, когда родители передоверили общественным и государственным структурам заниматься воспитанием своих детей? В соответствии с идеологическими установками, прописанными еще в «Манифесте Коммунистической партии» Карла Маркса, дети «обобществлялись» (по крайней мере, в плане воспитания) уже с двухлетнего возраста: сначала их «отдавали» в ясли, затем в детский сад. Потом наступало школьное десятилетие с октябрятскими «звездочками», пионерскими «Зарницами», летними пионерскими лагерями. Комсомол подхватывал эстафету воспитания и воспитывал «детей» вплоть до 27 лет, продолжая принуждать людей, которые к тому времени сами стали родителями, посещать еженедельные занятия, на которых комсорги и парторги, навевая на слушателей (и на себя) зевоту, рассказывали об очередных решениях очередного съезда.

Положительным в этой системе было то, что ребенок всегда был под контролем общества, учителей, пионервожатых и просто взрослых прохожих на улице, которые не позволили бы ему сквернословить или курить. Встроенный в общественную систему, ребенок посещал многочисленные кружки, дома пионеров, спортивные секции, почти бесплатно отдыхал в пионерлагерях. При этой системе ребенок-беспризорник, ребенок-алкоголик, а тем более наркоман, был исключением, ЧП всесоюзного масштаба, о котором писали газеты и «принимались меры».

Но, с другой стороны, родители, особенно матери, которым революция не только дала «женское равноправие», но и отправила на работу, в том числе и тяжелую мужскую работу, были ограничены в возможности воспитывать своего ребенка, особенно если родительское воспитание не коррелировалось с общественным. Ребенок с крестиком на шее воспринимался в школе наравне (если не хуже) с ребенком-наркоманом. Как-то на педсовете, когда мать такого ребенка ответила директору школы, «прорабатывающему» ее саму и ее сына, что «мой сын ведь не ворует, а просто носит крестик», директор воскликнул в сердцах: «Да уж лучше бы он воровал!». (Надо отметить, что впоследствии сын самого директора попал в тюрьму за воровство – за каждое слово человеку приходится отвечать.)