Ларс Браунворт - Краткая история крестовых походов

Главная причина этого заключалась в том, что для похода не нашлось яркого лидера. Папа Урбан II не торопился назначать главнокомандующего, надеясь, что в крестоносцы пойдет кто-то из великих рыцарей Запада – Филипп I Французский, Генрих IV Германский или же Уильям Руфус Английский [39]   Судя по всему, сначала он рассматривал идею возглавить поход лично, но вскоре понял, что и дома на него возложено огромное бремя ответственности. . Но ни один из этих выдающихся деятелей не чувствовал себя достаточно уверенно либо не проявлял достаточного рвения для того, чтобы бросить на неопределенное время трон, и его приглашения не принял. В конечном итоге из общей массы выдвинулись четверо знатных принцев Франции и Италии, но все они были примерно одного звания и следовать в фарватере друг за другом не хотели.

Желая добиться хоть какого-то единения, Урбан назначил своим личным представителем Адемара, епископа Ле Пюи, пользовавшегося повсеместной популярностью. Он сделал великолепный выбор. Адемар, священнослужитель средних лет, выходец из семьи французских дворян, слыл одаренным дипломатом и умел укрощать чужое самолюбие. Образованный, добродушный, привыкший не столько приказывать, сколько убеждать, он был еще и опытным путешественником, знакомым со всеми тяготами похода на Иерусалим. Из него получился бы отменный главнокомандующий. Но увы: из-за средневековых реалий его назначение на лидерскую позицию превращалось в ничего не значащий жест. Он мог обладать поистине неисчерпаемыми запасами харизмы, но у него не было даже тени авторитета среди феодалов. Каждый крестоносец лично давал клятву Всевышнему, а не церковной структуре, и во всем подчинялся своему господину. Адемар мог советовать, но слушать его было совсем не обязательно.

В итоге вместо одной армии крестоносцев образовалось целых четыре, каждую из которых возглавлял знатный дворянин, полагавший, что именно ему следует командовать всеми остальными. Они выступили в конце лета 1096 года, причем каждая армия отправилась в Константинополь своей дорогой. План (в той мере, в какой он вообще имелся) подразумевал выработку правил условного иерархического подчинения по прибытии на место.

Первым ключевым персонажем был Гуго де Вермандуа, младший брат короля Франции Филиппа I, амурные похождения которого вынудили папу отправиться в Клермон. Будучи одновременно сыном и братом короля, он считал себя бесспорным предводителем крестового похода и делал все возможное, чтобы сделать сей факт достоянием гласности. Самоуверенности ему конечно же было не занимать. Перед тем, как покинуть центральные провинции Франции, он отправил византийскому императору Алексию письмо, в котором назвал себя «Королем Королей, величайшим из всех на земле и на небе», и потребовал оказать достойный его статуса прием [40]  Об этом нас информирует историк Анна Комнина – по общему признанию, весьма далекая от объективности дочь императора Алексия. Поскольку официально Гуго не обладал королевским статусом, такие притязания представляются откровенно смешными. Он, по всей видимости, требовал достойного приема для слуги «Короля Королей», в то время как Анна, оскорбленная его тоном, воспользовалась своим даром ретроспективно оценивать события и внесла в свой рассказ надлежащие изменения. . Затем прошел маршем через Италию и в городе Лукке встретился с Урбаном, где тот, в виде благословения, лично вручил ему стяг Святого Петра.

Вооружившись папским штандартом, который казался ему символом собственного лидерства в этом крестовом походе, Гуго отправился в город Бари, расположенный на «каблуке» итальянского полуострова, и погрузил войско на несколько кораблей [41]   Итальянский город Бари знаменит тем, что в его базилике хранятся мощи Николая Мирликийского, известного еще как Святитель Николай, или Николай Чудотворец. . Но если до этого его поход сопровождался решительным успехом, то, когда суда подошли к Далматинскому побережью, где сегодня располагается Албания, случилось несчастье. Налетевший внезапно шторм буквально расшвырял флот в разные стороны – в итоге Гуго сел на мель в чужом краю вдали от большинства своих людей.

Но что еще хуже, спасать промокшего до нитки «Короля Королей» пришлось племяннику императора, который собрал разбросанную армию и отправил ее в Константинополь – под охраной, во избежание дальнейших бед. Гуго вряд ли хотел войти в город с большой помпой, но ему оказали любезный и теплый прием. В честь него и его людей устроили банкет, император незамедлительно удостоил его аудиенции.

Встреча с римским императором – даже для тех, кто обладал таким самолюбием, как Гуго, – представляла собой волнительное событие. Император Алексий Комнин хоть и не вышел ростом, но все же восседал на троне Константина Великого, а среди своих предков числил Августа Цезаря. Помимо прочего, он еще и слыл блестящим политическим мыслителем и мог производить поистине неизгладимое впечатление, стоило ему лишь захотеть. А в данный конкретный момент у него был целый ряд причин блистать очарованием.

Во время первой встречи принца-крестоносца и императора, чье письмо положило начало этому начинанию, Алексию было что терять. Хотя рыцарей у Гуго насчитывалось не так уж много, а их боевой дух был явно не на высоте, они впечатляли куда больше, нежели собранная Петром толпа. Их мотивы император до конца понять не мог. Подобно всем жителям Востока, он испытывал от этого крестового похода некоторое замешательство. Хотя христианский восток в течение четырех столетий вел с исламом борьбу не на жизнь, а на смерть, идея «священной войны» в его недрах так и не вызрела. Как учил в IV веке влиятельный отец – основатель церкви святой Василий Кесарийский, «убийство порой необходимо, но его никогда нельзя восхвалять или считать основанием для прощения грехов».

Века мусульманской агрессии – по большей части успешной – не изменили позиции церкви. Когда в X веке великому императору-воителю Никифору Фоке удалось остановить исламское наступление и оттеснить противника назад, он направил патриарху, главе Константинопольской церкви, петицию с просьбой объявить мучениками веры павших в боях с мусульманами солдат. И хотя это стало первым почти за триста лет успехом христианства в противостоянии исламу, патриарх не отступил, в туманных выражениях ответив императору, что убийство пусть порой и необходимо, но считать его делом славным – и уж тем более священным – нельзя.

С точки зрения византийцев, прибывшие в Константинополь западные рыцари, которые заявляли, что ведут войну за правое дело ради прощения своих грехов, доверия не заслуживали. Эту позицию еще больше укрепляли явившиеся с ними священники. Духовенству Востока носить оружие было запрещено, и вид западных клериков, облачавшихся в доспехи, носивших тяжелые дубинки и стоявших во главе отрядов, действовал на нервы. Многие византийцы опасались, что истинная цель крестоносцев заключалась совсем не в освобождении Иерусалима, но в захвате Константинополя. Чужеземные гости всегда испытывали перед имперской столицей благоговейный страх, однако это чувство вскоре неизбежно сменялось жадностью. Византийцы видели это несметное количество раз – от похода гунна Аттилы в V веке до совсем недавнего вторжения норманнов в 1085 году. И нынешние неотесанные западные мужланы от тех ничем не отличались.