Александр Широкорад - Секретные операции царских спецслужб. 1877-1917 гг.

Как видим, в 1909 г. человек мог оказаться в тюрьме, если жандарм счел его «вредным для общественного порядка и спокойствия».

«Сидеть не хотел. Скандалил. Переводили из части в часть – Басманная, Мещанская, Мясницкая и т. д. – и, наконец, Бутырки. Одиночка № 103», – писал Маяковский в автобиографии.

За возмущение (то есть хулиганство) Маяковского отправили в Центральную пересыльную тюрьму, в знаменитую «Бутырку».

24 августа 1909 г. Маяковский подал прошение в Охранное отделение об освобождении:

«В Московское Охранное отделение

Содержащегося при Центральной пересылочной тюрьме

политического заключенного дворянина

Владимира Владимировича Маяковского

Прошение

Ввиду того, что у Охранного отделения нет и, конечно, не может быть никаких фактов, ни даже улик, указывающих на мою прикосновенность к деяниям, приписываемым мне Охранным отделением, что в моей полной неприкосновенности к приписываемому мне легко убедиться, проверивши факты, которые были приведены мною при допросе как доказательство моей невиновности, – покорнейше прошу вас рассмотреть мое дело и отпустить меня на свободу».

5 сентября пришел ответ из Охранного отделения на имя начальника тюрьмы, из которого следовало, что просьба Маяковского отклонена.

7 ноября 1909 г. Департамент полиции известил московского градоначальника:

«Секретно.

По рассмотрении особым совещанием, образованным согласно ст[атье] 34 Положения о государственной охране, обстоятельств дела о содержащихся под стражей в Московской губернской тюрьме, Московской центральной пересыльной тюрьме и Пречистенском и Мясницком полицейских домах нижепоименованных десяти лиц, изобличенных в содействии побегу в ночь на 1 июля 1909 г. 13 каторжанок из Московской женской тюрьмы, г. министр внутренних дел постановил:

‹…›

Признавая необходимым выяснить, какими именно данными подтверждается приписываемая дворянину Владимиру Владимирову Маяковскому и отставному штабс-капитану Николаю Николаеву Гепферту преступная в политическом отношении деятельность, затребовать дополнительные о Маяковском и Николае Гепферте сведения».

Одиссея Маяковского закончилась письмом Департамета полиции в Бутырку от 8 января 1910 г.: «…г. министр внутренних дел 28 декабря 1909 года постановил переписку о Маяковском, в порядке, указанном ст[атьей] 34 Положения об охране, прекратить. Об изложенном Отделение просит объявить Владимиру Маяковскому, освободив его немедленно из-под стражи».

Так в чем вина шестнадцатилетнего парня? В том, что он был знаком с какими-то социал-революционерами, а потом с эсерами. Ни один суд в Западной Европе не приговорил бы Маяковского за все его «грехи» и к 15 суткам ареста. А сколько казенных денег было истрачено на слежку, содержание в тюрьме, да на одну бумагу из пухлых папок дел на Маяковского!

1 ноября 1913 г. Московское охранное отделение приказало полицейскому надзирателю 2-го участка Пятницкой части установить негласное наблюдение за Есениным Сергеем Александровичем, крестьянином 18 лет. Есенин в это время работал в типографии помощником корректора (подчитчиком), за что получил у полицейских кличку «Набор».

Вот, к примеру, донесение филера от 2 ноября 1913 г.: «В 7 час. 20 мин. вышел из дому. Отправился на работу в Типографию Сытина с Валовой ул.

В 12 час. 30 мин. дня вышел с работы, пошел домой на обед. Пробыл 1 час 10 мин., вышел, вернулся на работу.

В 6 час. 10 мин. вечер, вышел с работы Типографии Сытина, вернулся домой. В 7 час. вечера вышел из дому, пошел в Колониальную и Мясную лавку Крылова в своем доме, пробыл 10 мин., вышел, вернулся домой.

В 9 час. 10 мин. веч. вышел из дому, пошел вторично в упомянутую лавку, где торгует отец, пробыл 20 мин., то есть до 9 час. 30 мин. веч., и вместе с отцом вернулся домой.

Грязнов, Веремчук, Угаров II» [130] Фiлерська служба в Росiйськiй iмперiп (друга половина XIX ст. – 1917 р.). С. 457–458. .

В 1895 г. за участие в деятельности Орловского студенческого землячества в Москве под надзор полиции попал 24-летний Леонид Николаевич Андреев. Любопытно, что в 1897 г. Андреев становится помощником присяжного поверенного и часто выступает в суде в качестве защитника.

10 февраля 1905 г. Андреева арестовали и препроводили в одиночную камеру в Таганской тюрьме. Повод – предоставление своей квартиры для собраний рабочих. 25 февраля за Андреева вносит большой залог Савва Морозов, и писателя освобождают. 17 ноября 1905 г. он уезжает в Петербург, а оттуда в Германию. Далее Андреев живет в Финляндии.

14 марта 1901 г. в Петербурге на площади у Казанского собора состоялась массовая студенческая демонстрация, основным требованием которой была отмена указа об отправлении на солдатскую службу неблагонадежных студентов. Полицейские и казаки разогнали демонстрацию, при этом не обошлось без жертв. В тот же день, 14 марта, Константин Бальмонт выступил на литературном вечере в зале городской думы и прочитал стихотворение «Маленький султан». Там есть такие строки:

Стихотворение имело успех. Оно пошло по рукам, Ленин хотел его напечатать в газете «Искра».

По постановлению «особого совещания» Бальмонта выслали из Петербурга и на три года лишили права проживания в столичных и университетских городах. Несколько месяцев он прожил у своих друзей в усадьбе Волконских Сабынино Курской губернии (ныне Белгородской области), а в марте 1902 г. выехал в Париж, затем жил в Англии, Бельгии, опять во Франции.

В 1905 г. Бальмонт вернулся в Россию и даже принимал какое-то участие в декабрьских 1905 г. беспорядках в Москве. Опасаясь полицейской расправы, Бальмонт в новогоднюю (1906 г.) ночь уехал в Париж.

В 1906 г. Бальмонт пишет стихотворение «Наш царь» об императоре Николае II:

А стихотворение «Николаю Последнему» заканчивалось словами: «Ты должен быть убит, ты стал для всех бедой».

Надо ли говорить, что негласный надзор за Бальмонтом продолжался и за границей.

В Россию он вернулся лишь 5 мая 1913 г. и тут же чуть было не попал за решетку за стихи в сборнике «Злые чары», которые были опубликованы еще в 1906 г.

Перечень поэтов и писателей, арестованных или просто состоявших под надзором, можно продолжать еще долго. Но, как уже говорилось, среди них не было ни одного бомбиста, ни одного революционера. Кто-то что-то написал неположенное, кто-то что-то сказал, не с тем дружил…