Генри Хаггард - Полковник Кварич

Это наследство, в дополнение к пенсии и небольшой сумме, которой он располагал сам, избавило его от необходимости искать работу. И он решил приехать и поселиться в Моулхилле и жить тихой, хотя и несколько бесцельной жизнью деревенского джентльмена. Ему казалось, что чтение, ибо наш герой был запойным читателем, особенно научных трактатов, не даст умереть ему от скуки. Кроме того, он был не менее заядлым охотником и страстным, хотя и по причине скудости своих средств, довольно скромным, обладателем некоего количества древних вещей и, в частности, монет.

Сначала, как только он принял это решение, его охватило чувство бесконечного спокойствия и удовлетворения. Борьба за жизнь для него закончилась. Он больше не обязан что-то придумывать, изобретать, трудиться. Отныне его дни будут плавно катиться к неизбежному концу. Все невзгоды остались в прошлом, теперь его ждал покой и только покой, покой, который по мере того, как пролетают быстрые годы, будет становиться все глубже и глубже, пока его не поглотит Великий Покой, к которому, как человек простой и религиозный, он с детства стремился как к главной цели своей жизни.

Глупец, тешащий себя тщетными надеждами! Здесь, пока мы дышим, покоя нет. Мы должны идти непрерывно от победы к победе или от поражения к поражению. Мы вечно вынуждены беспокоиться не о том, так о другом; мы должны испытывать или это желание, или то сожаление. Это неизбежный закон, и ему подчиняются все. Да, даже самые чистые души, лелеющие надежду попасть в рай; и самые низкие, словно свиньи, валяющиеся в грязи их удовлетворенных желаний.

Кстати, наш герой уже сделал для себя это открытие. Не пробыв в Хонэме и сорока восьми часов, он уже столкнулся с новой причиной для беспокойства. Он снова увидел Иду де ла Молль и через пять или шесть лет нашел ее лицо еще более очаровательным, чем раньше. Короче говоря, он влюбился в нее и, будучи человеком разумным, не стал скрывать этот факт от себя самого. Более того, правда заключалась в том, что он был влюблен в нее все эти годы, пусть даже он никогда не воспринимал это в таком свете. По крайней мере, дрова были собраны и уложены. Оставалось лишь поднести спичку, чтобы весело загорелся костер. И вот теперь спичка была поднесена, и при первом же взгляде Иды волшебное пламя начало шипеть и потрескивать, и он знал, что ничто, кроме землетрясения или потопа, не потушит его.

Мужчины типа Гарольда Кварича обычно проходят в отношении к противоположному полу три стадии. В молодости они начинают с того, что боготворят одну из женщин и обнаруживают свою ошибку. Затем в течение многих лет они смотрят на женщину как на сущность и воплощение зла или вещь, к которой доверия не больше, чем к ягуару. В конечном итоге, однако, эта глупость проходит, вероятно, пропорционально тому, как старая любовь слабеет и умирает, уступая место презрению и сожалению по поводу того, что так много усилий было потрачено на то, что их совершенно не стоило. И тут нас подстерегает опасность, ибо тогда человек делает вторую попытку, совершает ее со страхом и трепетом и без особой надежды увидеть груженый золотом «Арго», плывущий в порт. И если тот идет ко дну или его не пускают неблагоприятные ветра и хмурое небо, его законные отношения со столь хрупким товаром заканчиваются.

И вот теперь он, Гарольд Кварич, собирался предпринять эту вторую попытку, но не по собственному желанию или доброй воле, а потому, что не отдавал себе отчета в своих действиях. Короче говоря, он влюбился в Иду де ла Молль, когда впервые увидел ее пять лет назад, и теперь пребывал в процессе выяснения этого факта. Сидя в кресле в старой, почти не обставленной комнате, которую он намеревался превратить в столовую, он застонал от этого зловещего открытия. Куда только подевалась прекрасная перспектива спокойных лет, неторопливо катящихся к своему неизбежному финалу и освещенных нежным сонным вечерним светом? Как получилось, что он не знал тех вещей, которые были частью его покоя? Возможно, это закончится ничем. Какова вероятность того, что такая великолепная молодая женщина, как Ида, проявит интерес к немолодому армейскому офицеру, которому нечего ей предложить, кроме пяти – шести сотен в год, и креста Виктории, который он никогда не носил.

Вероятно, если она вообще выйдет замуж, то попытается стать женой того, кто поможет вернуть ее семье утраченное положение, что было совершенно не в его силах. В общем, перспективы были безрадостными, и он в печали просидел до глубокой ночи, посасывая погасшую трубку. Настолько безрадостной, что когда Гарольд, наконец, встал, чтобы подняться в спальню по старой дубовой лестнице, единственной внушительной вещи во всем доме, он почти решил отказаться от идеи жить в Хонэме. Он продаст этот дом и эмигрирует на остров Ванкувер или в Новую Зеландию и тем самым установит непреодолимый барьер между собой и этим милым, волевым лицом, которое с тех пор, как он в последний раз видел его пять лет назад, приобрело легкий отпечаток суровости.

Ах, мудрые решения тихой ночи, куда вы исчезаете в ярком свете дня? Не иначе как с туманом и каплями росы испаряетесь, улетая к небесам.

Вернувшись в замок, сквайр обнаружил, что его дочь все еще сидит в гостиной.

– Как, ты еще не легла спать, Ида? – удивился он.

– Нет, отец, я собиралась, а потом подумала, что дождусь тебя, чтобы услышать эту историю с Джантером и фермой у рва. Будет лучше, если ты мне все расскажешь.

– Да, да, моя дорогая… хотя рассказывать особо не о чем. В конце концов, Джантер бросил ферму, и Джордж говорит, что не нашлось ни одного арендатора, который бы согласился бы ее взять, будь то ради любви к делу или денег. Он попробовал уговорить одного человека, но тот заявил, что не возьмет ее даже за пять шиллингов за акр, ибо сейчас такие цены.

– Да, плохи наши дела, – сказала Ида, толкая ногами кочергу. – Что же нам делать?

– Что нам делать? – раздраженно ответил ее отец. – Как я могу сказать тебе, что надо делать? Полагаю, я должен взять ее в свои руки, вот и все.

– Да, но ведь это стоит денег, не так ли?

– А ты как думала? Это стоит около четырех тысяч фунтов.

– И где же нам взять эту сумму? – сказала Ида, поднимая глаза. – У нас при всем желании нет четырех тысяч фунтов.

– Где взять? Думаю, деньги можно занять под залог земли.

– Не проще ли вывести эту землю из оборота и не рисковать такими большими деньгами? – возразила Ида.

– Вывести из оборота! Чушь, Ида, как ты можешь так говорить? Поступи я так – и эта плодородная земля будет загублена на долгие годы.

– Возможно, так и будет, однако пусть уж лучше будет загублена земля, чем мы разоримся. Отец, дорогой, – сказала она с мольбой в голосе, кладя руку ему на плечо, – будь откровенен со мной. Скажи честно, каково на самом деле наше положение. Я вижу, как ты изо дня в день изнуряешь себя хлопотами, и я знаю, что денег не хватает ни на что, даже на поддержание дома, и все же ты упорно не желаешь сказать мне, сколько мы на самом деле должны… я же думаю, что я имею право это знать.