Огаст Крей - Первый крестовый поход. Сражения и осады, правители, паломники и вилланы, святые места в свидетельствах очевидцев и участников

Итак, в тот день, по воле Божьей, были побеждены наши враги. Наши удовлетворили свою потребность в лошадях и многом другом, в чем мы нуждались. Сто мертвых голов принесли они к воротам города, где подивились на это посланцы эмира Вавилона [имеется в виду Фатимидский халиф, резиденция которого с 973 г. была в Каире], посланные нашим сеньорам и разбившие там лагерь. Те из наших, кто оставался в лагере, весь день сражались с теми, кто был в городе у трех его ворот. Эта битва началась в среду перед началом поста, в пятый день перед февральскими идами, по благословению Господа нашего Иисуса Христа, что с Отцом и Святым Духом живет и правит во веки веков. Аминь. Наши возвратились, торжествуя и радуясь победе, которую они, ведомые Господом, одержали в тот день над врагом. Враги были всюду побеждены и бежали в разные стороны, скитаясь и бродя повсюду. Одни из них пошли в Хорасан [54] В Иран, находившийся под властью сельджуков (Хорасан – его северо-восточная часть). , другие – в землю сарацин.

Раймунд Ажильский

Итак, бедные начали оставлять лагерь; многие богатые, опасаясь еще больше обеднеть, ушли также. А те, кто из чувства долга продолжали оставаться, видели с грустью, как их лошади ежедневно околевали от голода. Даже соломы было мало, а сено было так дорого, что и семи или восьми солидов не хватало для корма одной лошади на ночь. Войску угрожало и другое бедствие: Боэмунд, прославившийся последним походом, объявил, что намерен уйти, ибо он пришел сюда из чувства чести, а между тем его люди и лошади погибают каждый день. Он говорил, что небогат, и его собственное состояние не позволяет ему оставаться долее при осаде. Впоследствии мы узнали, что он делал все это по честолюбию, которое заставляло его страстно домогаться звания князя города Антиохии. Тем временем случилось сильное землетрясение в третий день перед январскими календами, и мы видели удивительное знамение на небе. В первую стражу ночи небо на севере стало багряным, и казалось, ранняя заря возвещает о новом дне. Можно было подумать, что сам Господь пришел покарать Свое воинство, и потому мы с таким напряженным ожиданием всматривались в яркий свет, разливавшийся во тьме; и все же некоторые были настолько духовно слепы, что ни разу не вспомнили о своей греховной наклонности к роскоши и грабежу. И тогда епископ объявил о трехдневном посте и необходимости молиться и раздавать милостыню всем нуждающимся и призвал ко всеобщему участию в крестном ходе. Священники обязаны были служить мессы и молебны, а церковнослужители – читать псалмы. И только после этого милосердный Господь, будучи сострадательным, смилостивился над своими детьми.

Некий придворный императорского двора по имени Татий был представителем императора в нашем войске. Имя его почти изгладилось из моей памяти, потому что подобный царедворец нисколько не заслуживал, чтобы о нем помнили. Он постоянно нашептывал нашим князьям, что необходимо тревожить народ Антиохии частыми приступами и нападениями из засад. И вот граф, несмотря на то что был болен с того дня, когда он принужден был отступать по мосту, созвал к себе всех князей и епископа де Пюи. По завершении совета он вручил его участникам пятьдесят марок серебра с тем условием, что если один из его воинов потеряет лошадь, то на часть этих денег он должен будет купить ему новую. Мог он воспользоваться и другими пожертвованиями, переданными братству. Эта своего рода взаимопомощь была очень кстати в это время, поскольку бедные воины, которые хотели переправиться через реку и собрать для себя целебных трав, опасались частых вылазок врага и очень редко пытались противостоять ему, потому что их лошади были истощены и слабы. К тому же лошадей было так мало, что едва ли можно было найти хотя бы сотню во всем войске герцога и епископа. В подобном положении оказались также Боэмунд и другие князья. Теперь же, в силу выше названной причины, наши воины уже не боялись встречи с врагом, особенно те, у кого были больные и слабые лошади, поскольку они знали, что если они потеряют их, то приобретут новых и здоровых. Случилось так, что все князья, за исключением графа, обещали, что если город будет взят, то они передадут его Боэмунду. И так Боэмунд и князья, заключив соглашение, дали клятву продолжать осаду Антиохии.

Пока в лагере происходили эти события, распространился слух, что войско императора уже на подходе. Говорили о том, что оно набрано из разных народов: славян и печенегов, куманов [половцев] и туркополов. Последние назывались так потому, что они воспитывались среди турок, и зачастую отец у них был турок, а мать – христианка. Эти люди, нападавшие на нас во время похода, признавались, что боятся встречи с нами. Однако все это было придумано негодным греком Татием, и говорил он об этом с целью незаметно сбежать самому. Наговорив много чего еще и уличенный в страшной хуле, предательстве своих компаньонов и лжесвидетельстве, он тайно бежал, прежде пожаловав Боэмунду города Тарс, Мамистру и Адану. Покрыв себя, таким образом, вечным позором, он притворился, что якобы отправился к войску императора, и, бросив свои палатки и своих слуг, бежал, проклятый Богом.

В это время нам стало известно, что полководец халифа идет из Хорасана на помощь Антиохии с большим войском. В связи с этим на совете у епископа было решено, что пехотинцы должны охранять лагерь, а конные воины должны выйти из него и встретить противника. Было замечено, что если многие не способные сражаться и боязливые люди в нашем войске увидят несметные полки турок, они могут дать примеры скорее трусости, чем отваги. Наши люди выступили ночью, чтобы их уход не был замечен жителями города и чтобы они не сообщили об этом тем, кто шел им на помощь, и укрылись в невысоких горах на расстоянии двух лиг от лагеря.

Когда настало утро, то с первыми лучами солнца появилось вражеское войско. Внемлите же, внемлите, так обращался я к тем, кто уже не раз пытался нанести поражение нашему войску, что Бог распростер над нами свою спасительную длань, остановитесь в своих путях и поспешите принести покаяние. После того как конники выстроились, образовав шесть отрядов, Бог сделал так, что их стало гораздо больше тех едва ли семидесяти человек, что насчитывались до построения, и стало воинов в каждом отряде более двух тысяч. Что мне еще сказать об их отваге, когда воины пели боевые гимны и смотрели на предстоящую битву, как на самое простое дело. Сражение должно было состояться в том месте, где болото и реку разделяет всего одна миля. Такая позиция предопределяла, что противник не сможет окружить нас в присущей ему манере. Уже не однажды приходивший нам на помощь Бог вывел нас по шести дорогам-долинам на поле предстоявшей нам битвы. Спустя час после ее начала мы заняли все поле. В ярко сиявших лучах солнца начался рукопашный бой. Наши ряды немного продвинулись вперед, а турки, рассыпавшись на небольшие отряды для того, чтобы было удобнее стрелять из луков, казалось, уже были готовы отступить. Но наши люди понесли тяжелые потери, прежде чем им удалось заставить отступить передовой отряд турок. Как мы узнали от перебежчиков, в этой битве участвовало не меньше, чем 28 тысяч их конных воинов. И когда первые ряды турок уже потеряли строй, франки призвали на помощь Господа и пошли в наступление. Он защитил своих детей и отбросил турок. И франки преследовали их вплоть до их сильно укрепленного лагеря, который был примерно в десяти милях от поля битвы, но охранявшие лагерь турки, увидев христиан, предали его огню и бежали. Мы же возликовали и посчитали сожжение лагеря нашей второй победой.