Карла Вайганд - Камеристка

Десять лет спустя, в мае 1789 года, он будто бы сказал:

— Вы хотели бы, чтобы я предсказал будущее? Прогноз невозможен. Будь правительство хоть немного умнее, король бился бы на стороне народа, а не против него. Их нерешительность может привести нас к гражданской войне.

То, что перемены не за горами, мог заметить всякий, кто способен хоть немного здраво мыслить. И в кругу моих знакомых происходили вещи, которые еще несколько лет назад казались бы совершенно немыслимыми. Бесправный подавленный народ больше не позволял плохо обращаться с собой и все чаще отстаивал свои права в суде.

Председатель счетной палаты месье Тамбонне ощутил это на собственной шкуре. Однажды зимним вечером к нему пришел гость в сопровождении трех пажей, которые несли факелы и испачкали переднюю сажей. Провожая своего гостя к выходу, месье Тамбонне заметил следы сажи на стенах.

Кипя от гнева, он позвал своего домоправителя:

— Ла Фонтен, почему вы не выпороли этих парней?

Мажордом ответил:

— Месье, как вы себе это представляете? Сегодня людей уже не бьют. Они тут едва не замерзли до смерти. Если бы вы позволили им сжечь пучок хворосту в камине в прихожей, пока они ждали своего господина, они, конечно, потушили бы факелы и ничего не испортили бы.

Побагровев, председатель счетной палаты накинулся на своего управляющего:

— Что вы себе позволяете, бесстыжий? Вы что же, меня обвиняете в этом свинстве? Я вас сейчас выпорю.

И он на самом деле вознамерился ударить ла Фонтена. Но домоправитель, мужчина крепкий и смелый, схватил председателя за горло и спокойно пригрозил ему:

— Месье, если вы поднимете на меня руку, я вас задушу. Когда я поступал к вам на службу, вы мне обещали никогда меня не трогать.

Месье Тамбонне испугался и отступил. Но, оказавшись в безопасности, он закричал остальным слугам:

— Закройте все ворота и позовите жандарма.

Ла Фонтен ушел в свою комнату и закрыл дверь на засов. Когда пришел начальник жандармерии, управляющий через закрытую дверь объяснил ему обстоятельства дела.

Как же был ошеломлен председатель, когда представитель власти встал на сторону его работника, который вскоре после этого покинул дом. На следующий день ла Фонтен послал своему бывшему господину повестку в суд, потому что тот не выплачивал ему жалованье, которое ему еще полагалось. И месье Тамбонне обязали выплатить все.

В конце 1788 года королева писала своему брату императору Иосифу Австрийскому:

«До настоящего времени этот год был очень плохим. Дай бог, чтобы наступающий был лучше».

И в самом деле, год начался отвратительно. Делегаты парижского парламента выступили против, как они считали, противозаконного акта Людовика XVI, начиная с ноября прошлого года, а именно против утверждения эдиктов [43] Эдикт, здесь: один из видов королевского закона. без их согласия. Следующим спором стало право монарха арестовывать любого жителя Франции без судебного разбирательства и заключать его в тюрьму. В их глазах это было актом произвола, но король видел это по-другому. Парламентарии утверждали, будто только они наделены полномочиями издавать законы, а новые налоги не разрешается взимать без одобрения Генеральных штатов. [44] Генеральные штаты — высшее сословно-представительское учреждение. Возникновение Генеральных штатов было связано с ростом городов, обострением социальных противоречий и классовой борьбы, что вызывало необходимость укрепления феодального государства. Генеральные штаты являлись совещательным органом, созываемым по инициативе королевской власти в критические моменты для оказания помощи правительству. Основной их функцией было вотирование налогов. Каждое сословие заседало в Генеральных штатах отдельно от других и имело по одному голосу (независимо от числа представителей). Терье сословие было представлено верхушкой горожан.

Король был крайне недоволен. Вдруг заговорили в таких резких тонах. Где же покорность подданных?

— Я не допущу, чтобы мои суверенные права как государя урезались какими-то сомнительными представителями от народа. Я приостановлю действие парижского парламента, а двух самых злостных подстрекателей посажу в Бастилию. Тогда посмотрим, кто в этой стране главный, — сказал Людовик, и королева согласилась с ним.

Именно этого ожидала она от своего всегда такого нерешительного супруга: способность настоять на своем.

— То, что король на сей раз пообещал своей жене, вызвало настоящий ураган протестов, пронесется над всей Францией, — предрекала мадам дю Плесси. Так и случилось.

Все представители парламента немедленно наложили вето на королевский указ; во многих городах начались волнения, а в едких памфлетах короля изображали как злобного тирана. В Тулузе, Дижоне и Рьене бунтовщики закрыли все городские учреждения и ведомства. Коммунальная жизнь была парализована. В Гренобле возмущенные жители даже напали на королевские войска. Они осмелели до того, что стали требовать созыва Генеральных штатов.

Полиция и солдаты беспомощно стояли рядом. Их было меньше, чем подстрекателей, и они не могли их разогнать.

— Когда еще слышали о такой дерзости? — спрашивала мадам Кампан остальных придворных дам. Нет, в самом деле, до сих пор народ ничего подобного себе еще не позволял.

— Такие семена посеял этот злобный Вольтер, и теперь они всходят, — с важным видом предрекала мадам де Табло, которая за всю свою жизнь нечего кроме любовных романов не читала, не говоря уже о книгах месье Вольтера. Но какой бы наивной ни была очаровательная мадам де Табло, в том, что касалось Вольтера и посеянных им мыслей, она оказалась права.

Я считаю уместным вернуться к 1778 году и рассказать о месье Франсуа-Мари Аруэ, который позже стал называться Вольтером.

Восьмидесятичетырехлетний старик лежал на смертном одре. Но когда публика восторженно приняла его пьесу «Ирен», Вольтер решил присутствовать на следующем представлении.

— Я хотя и очень болен, но умереть можно и в театре, какая разница.

Тысячи людей ждали его у театра. Разразилась буря аплодисментов, когда Вольтер появился из дома маркиза де Виллет, у которого он нашел убежище. Он держался прямо, а его большие глаза оживленно блестели под старомодным париком аллонж. [45] Аллонж — парик с длинными волнистыми локонами.

Маркиз предоставил в его распоряжение карету. Прежде всего месье Вольтер поехал к Французской академии, где его встретили как бога.

Все академики, кроме нескольких враждебно настроенных епископов, стояли шеренгами, чтобы приветствовать его. Вольтера торжественно ввели в зал и избрали председателем.