Владимир Зарвин - Идя сквозь огонь [СИ]

— Оставьте его! — приказал подручным, Валибей. — К чему унижать храброго воина? У него и так связаны руки!

— Садись, урус, будем с тобой толковать, — обратился он к Бутурлину. Боярин опустился на устланную циновкой землю и скрестил ноги по-татарски.

— Вижу, ты знаком с нашими обычаями, — усмехнулся Валибей. — Тем лучше. Проще будет говорить…

Он кивнул нукерам, те отошли ко входу в шатер, не спуская глаз с московита. Дмитрий огляделся по сторонам.

Обиталище вождя кочевников отличалось скромностью убранства. Бутурлин не увидел здесь дорогих ковров, серебряной посуды и развешенных на козлах доспехов. К удивлению боярина, в шатре не было и оружия.

Единственным клинком, присутствующим в помещении, был прямой меч, вставленный в особую подставку острием вверх. Сей меч изумил боярина в быту Валибея едва ли не больше всего.

Татары, все как один, носили кривые сабли-ордынки, и Дмитрий ни разу не встречал степняка с привешенным к поясу прямым мечом. Удивляло и то, что клинок был установлен в глубине шатра, перед возвышением, на котором восседал Валибей.

Закутанный по-прежнему в плащ из волчьх шкур, он взирал на Бутурлина с высоты походного трона, единственного здесь предмета мебели. Только теперь, рассмотрев вблизи татарского воителя, Дмитрий понял, насколько велико его сходство с Надирой.

Та же пронзительность взгляда, угольная чернота волос, прорезанная в бороде Валибея полосами седины. Различалась у них лишь форма носа. Крупный, с горбинкой нос отца был противоположностью маленькому, изящно вздернутому носику его дочери.

— Как твое имя? — вопросил, вперив в московита пристальный взгляд, Валибей.

— Стольник Великого Московского Князя боярин Бутурлин, — ответил Дмитрий.

— Значит, это ты без малого полгода преследуешь меня в степи? — усмехнулся татарский властитель. — Доселе я не встречал во врагах такого упорства. Даже утратив своих людей, ты продолжал идти по моему следу!

И ты почти достиг цели, боярин. Если бы мои воины не вырвали из твоих рук Надиру, у тебя была бы возможность ставить мне условия…

А мне, для спасения дочери, пришлось бы их принять! — глаза Валибея на миг вспыхнули гневом, но тут же погасли — Хозяин Степи умел справляться с чувствами.

— Что ж, в храбрости тебе не откажешь, — продолжал он, — а вот в здравом смысле…

Надира мне сказывала, что ты хотел обменять ее на германца, привозящего нам оружие. Так ли это, или ты ей солгал?

— Я сказал правду, Хан Валибей. Поставляя тебе оружие, сей немец вредит моему отечеству. Если бы не он, татарские набеги на земли Московии давно бы прекратились. Посему я должен был уничтожить тевтонца!

— Ты полагаешь, без его стрел мы отказались бы от нашей борьбы? — усмехнулся уголками губ Валибей. — Боюсь, ты недооцениваешь Степь, боярин. Нас поддерживает весь исламский мир и, в первую очередь, Турецкая Блистательная Порта!

— Я уже слышал сие от Надиры, — поморщился Бутурлин, — только к чему, Хан, обманывать самих себя? Оказывай вам помощь турки, вы бы не стали прибегать к услугам иноверца-католика.

— Тевтонец предложил нам помощь, и я не нашел причин для отказа. В войне с неверными хороши все средства, и если один иноверец желает навредить другому, радетелям Истинной Веры сие должно быть на руку!

— Дивно, что вы, магометане, зовете нас неверными — покачал головой Дмитрий, — насколько мне известно, ваш Пророк именовал так лишь язычников, поклоняющихся ложным богам.

Христиан же, как и иудеев, он величал братьями, а их учения — исходящими от одного корня с исламом…

— Ты читал Коран? — по смуглому лицу Валибея пронеслась тень изумления. — Что ж, Пророк и вправду так говорил. Но это было до того, как христиане захватили Аль-Кудс и вырезали там всех мусульман. Те, кого мы почитали братьями, в нас братьев не признали!

Как мусульманам после всего, свершенного вами, относиться к христианству? Тем паче, что истинный Бог давно от вас отвернулся. Вы извратили его Веру, отказавшись от священной жертвы Сунната и объявив воплощенным богом Царя Пророков — Ису!

Но вам и этого оказалось мало! Личность Всевышнего вы делите на три части, уподобляясь многобожникам! И вы еще удивляетесь тому, что правоверные объявили вам джихад!

— На все твои обвинения, Хан, есть ответы, но я не знаю, захочешь ли ты их выслушать, — вздохнул Бутурлин, — тебе удобно пребывать в заблуждении о том, что есть наша вера. Едва ли ты захочешь отказаться от образа христианства, искаженного вашими толкователями…

— Что ж, просвети меня насчет вашей веры, — холодно усмехнулся Валибей, — любопытно будет послушать!

— Тогда вот мой ответ. Мы не делим Бога, как ты сказал, на три части. Мы признаем в нем три начала. Бог есть Разум Творящий, и человек — подобие его.

Для нас Бог-Отец — это живая мысль, Бог-Сын, Христос, — ее воплощение, Бог-Дух Святой — божественное озарение, предшествующее Мысли и связующее Отца с Сыном.

Как созидает новое на земле человек? Сначала к нему приходит озарение, из него рождается мысль, за мыслью же следует деяние.

Скажи, смог бы Господь наделить свое творение, человека, свойствами, не присущими ему самому?

Валибей ответил не сразу. Несколько долгих мгновений он сосредоточенно молчал, взвешивая каждое слово, сказанное московитом.

— Я разумею ход твоих мыслей, — наконец произнес он, — не могу сказать, что тебе удалось изменить мое отношение к вашей вере, но рассуждаешь ты небезынтересно. Подобных мыслей мне до сих пор не приходилось слышать.

Ты говоришь не как верующий, а как философ. Скажи, тебе доводилось читать труды великих греков?

— Я читал списки с трудов Аристотеля, Платона, Демокрита. Из историков — Страбона, Геродота. У меня был хороший наставник…

На сей раз Валибей даже не попытался скрыть свое изумление.

— Не чаял я встретить в сих местах человека, знакомого с трудами Аристотеля, — покачал головой Владыка Степи. — Когда-то, в юности, я сам увлекался философией. Встреться мы с тобой при других обстоятельствах, у нас могла бы выйти увлекательная беседа.

Но ныне между твоим и моим народами идет война, и ты для меня, в первую очередь, враг, а уж потом — собеседник!

— Войну, о которой ты толкуешь, развязали не мы, — урезонил Валибея Бутурлин.

— Не вы, а кто же? — удивленно поднял бровь, татарин. — Помнится, пять веков назад вся земля, до самого Киева, принадлежала вольным тюркам. Потом с севера пришли ваши князья и стали оттеснять нас в безводные южные степи.

Можно ли винить в том хозяев, что они обратили мечи против незваных гостей?

— Ты забываешь об одном, Хан. Вы первые вторглись с юга в чужие земли и захватили их силой оружия. Мы лишь вернули то, что было нашим по праву!