Владимир Зарвин - Идя сквозь огонь [СИ]

— Браво, Эва, ты превзошла себя саму! — произнесла она язвительным тоном, желая окончательно добить соперницу. — Столько крови, и все из-за тебя!

— На твоем месте, княжна, я бы помолчал! — сурово нахмурился Сапега. — Я видел все и, клянусь святыми угодниками, ты ответишь за свершенное тобой зло!

Барбара хотела возразить царедворцу, но тут к месту событий подъехала Эльжбета. При виде вепря, преследующего Эву, Королевна потеряла сознание, и слуги лишь сейчас смогли привести ее в чувство.

Она была бледна и дрожала не меньше своей подруги, пережившей страшное потрясение. Спешившись с помощью грума, принцесса подошла к княжне и, обняв ее, разрыдалась.

— Никогда, никогда больше я не оставлю тебя одну! — со слезами на глазах произнесла она. — Если бы ты погибла, я бы не перенесла сего!

— Поблагодарите пана Ольгерда, моя Королевна, — с почтительным поклоном произнес Сапега, — если бы не он…

— А как насчет меня, пан Лев? — прервал его Владислав Радзивил. — Разве не мой удар копьем спас жизни шляхтичу и княжне?

— Твое деяние, княжич, достойно высших похвал, — поклонился ему в седле старик, — и, я надеюсь, ты будешь за него достойно вознагражден!

— Это так, пан Лев! — с улыбкой воскликнул Королевич. — Сегодняшний пир, княжич, мы посвящаем тебе!

— Эй, вы! — обернулся он к слугам. — Сопроводите сего зверя в замок, на кухню! Нынче же к ужину он должен украсить королевский стол!

— Жаль, что Ольгерд не сможет пировать с нами, мой принц! — вздохнул старый канцлер.

— Ничего, мы оставим ему самый лакомый кусок! — подмигнул своему советнику Казимир. — Я приглашаю всех вельможных панов на пир в честь чудесного спасения княжны Корибут!

Эвелина горько всхлипнула, Барбара Радзивил побледнела от злости. Солнце клонилось к закату, и шляхта покидала охотничьи угодья, чтобы отдохнуть от дневных трудов и предаться новым забавам.

Кто-то делился с друзьями впечатлениями, кто-то на ходу слагал оды победителю лесного монстра. Вслед за конной процессией слуги несли на носилках раненого Ольгерда.

Свита Казимира победно трубила в рога. Охота удалась на славу.

— А ты оказался прав! — потрепал Харальда по плечу его куратор. — После того, как ты убил того наглеца, в лагере стало тише!

— Люди, коих ты свез на сей остров, признают лишь силу, — равнодушно ответил датчанин, — едва ли они полюбят меня за то что я сделал, но уважать станут точно…

Тебе трудно меня понять. Ты — рыцарь и с юных лет привык к подчинению слуг и крепостных. Мое же окружение с детства вынуждало меня отстаивать свое право на жизнь сперва кулаками, а позднее — мечом!

— На мой счет ты ошибаешься, — улыбнулся Ральф, — я не родился нобилем. Мой отец был купцом, хотя и весьма влиятельным в королевстве. Посему мне стоило немалых трудов заслужить рыцарскую цепь и шпоры.

Но в чем-то мы с тобой схожи. Мне также приходилось отстаивать свою честь перед отпрысками рыцарских фамилий, доказывать, что я не только не уступаю им в умении действовать мечом и копьем, но превосхожу в сем деле многих из них…

Но главное мое преимущество над выходцами из знати заключалось в гибкости ума, коей большинство из них лишено. Именно купеческая смекалка позволила мне достичь своей нынешней должности при Стокгольмском Дворе и двигаться дальше, ввысь…

Ты, Харальд, тоже не обделен умом, так почему бы тебе не выбрать путь чести, поступив на службу Шведской Короне?

— Стать, как ты, нобилем? — недоверчиво усмехнулся Харальд. — Меня не привлекают громкие титулы. Я бы им предпочел сытую жизнь содержателя гостиницы или корчмы.

— Ты не стремишься к почестям и славе? — удивился швед. — На мой взгляд, это неразумно! Впрочем, я тебе не судья. Каждый из нас выбирает стезю по сердцу.

Однако твои мечты стать зажиточным горожанином в полной мере осуществятся, если ты будешь верой и правдой служить нашему делу!

— Знаешь, господин Ральф, то же самое мне не раз обещал и фон Велль! — недоверчиво прищурился Харальд.

— Как знать, может, я и есть тот человек, коему суждено осуществить его обещания! — широко улыбнулся куратор. — Доверься мне, как когда-то доверился Командору. Тем паче, что у тебя нет иного выхода!

Иного выхода, у Датчанина и впрямь не было, как и в те годы, когда он служил под началом фон Велля. После удачного морского похода тевтонец дал Харальду время передохнуть, но сие отнюдь не значило, что его отпустили с миром. И в этом датчанину не раз еще предстояло убедиться…

Не прошло и недели, как подручные тевтонца нашли Харальда. Гмуры встретили его как-то по пути домой и отвели в то странное, похожее на склеп здание, где произошла их первая беседа с Командором.

Вечер был хмурый и ветреный, с неба сеялся мелкий снежок. Несмотря на то, что двери бывшего винного погреба были заперты, а окна затворены ставнями, в помещении гуляли сквозняки.

Фон Велль велел Гмурам принести огня. Молчаливые гоблины притащили откуда-то жаровню с пылающими углями, и на сводчатых стенах заплясали тени. Как и при первой встрече с тевтонцем, в глубине помещения их ожидал стол, уставленный яствами и вином.

Сказать по правде, Харальд, более привычный к дешевой, крепкой браге, не видел прелести в ароматных южных винах, но ему не хотелось выглядеть перед куратором неотесанным мужиком.

Сев за стол, он отхлебнул глоток пряной жидкости из глиняного стакана.

— Ну, вот и настал твой час! — с мрачной торжественностью произнес, глядя на него, крестоносец. — Пришло время больших дел, Харальд!

— Я должен кого-то убить? — хмуро вопросил его датчанин.

— Тебе известен Никель Бродериксен, глава Стокгольмской Торговой Палаты? — задал ему встречный вопрос фон Велль.

Харальд молча кивнул. Ему был знаком тучный, седобородый старец с гордым орлиным профилем и золотой цепью на шее.

Раз в месяц он подъезжал в конных носилках ко дворцу Шведских Королей, мрачной громадой высившемуся над центром Стокгольма, сходил на землю и неторопливой поступью направлялся ко входу в королевскую резиденцию.

Прежде чем Никель успевал скрыться в проеме огромных ворот, стражники с алебардами отдавали ему честь, как какому-нибудь высокопоставленному сановнику, хотя он был всего лишь богатым купцом.

Харальд ведал о причине столь почтительного отношения к старцу. Правивший тогда Швецией Король Эрик, по примеру многих европейских монархов, приближал ко двору людей, не входящих в благородную касту, но способных добывать для державы столь необходимые деньги. И седобородый Никель принадлежал к их числу.

Конечно, наследственной знати претило общение с низкорожденными богатеями, но они вынужденно терпели их присутствие во дворце, поскольку и сами не раз обращались за ссудами к торговому сословию.