Андрей Домановский - Загадки истории. Крымское ханство [litres]

Таким образом, крымский хан был вынужден отказаться от похода и повернуть назад в Крым, написав впоследствии князю Ивану IV Васильевичу Грозному гневное послание, начинавшееся в таких выражениях: «Проклятый и отверженный беззаконник, московский пахарь, раб мой! Да будет тебе ведомо, что мы намерены были, разграбив твои земли, схватить тебя самого, запречь в соху и заставить тебя сеять золу. Как мои предки поступали с твоими прадедами, так и я хотел поступить с тобою, даже еще более оказать тебе внимания: я, заковав тебе ноги в колодки, велел бы тебе копать отхожие места. Я бы показал твое значение и сделал бы тебя посмешищем целому миру. Благодари же Всевышнего Бога, что у тебя еще остался в этом мире кусок хлеба: этому причиною Бакы-бек, по вине которого не состоялась переправа через Оку; возсылай на него молитвы! Теперь я сначала убью этого волка, замешавшегося среди моих овец, зарою его в навоз на задворках моего сада, а потом расправлюсь и с тобой». Хан сдержал свое слово и в итоге жестоко казнил Бакы-бея, приказав посадить его на ночь в ледяную воду, пока он замерзнет насмерть.

В политическом плане поход крымцев на Москву оказался провальным, однако пограбить земли за Окой им все же удалось. Семен Бельский писал в августе 1541 г. королю Сигизмунду, что Сахиб Герай «с великим войском и с пушками пошел на неприятеля вашей милости, выпленил, выжег, вывел людей и имущество, шкоды всякие учинил. Таких шкод много лет над собой не видели!» В последующее десятилетие набеги-чапулы крымцев происходили практически ежегодно и наносили немалый урон украинам Московского государства, однако прорваться за Оку относительно небольшие отряды татар числом от тысячи до пяти – семи тысяч человек даже не пытались.

Очередной значительный поход был предпринят крымскими татарами в 1550 г. с целью помешать русским полкам действовать против Казани. Силы приступивших на московские украины крымцев в этот раз существенно превышали обычный чапул. Согласно свидетельству «станичного головы Ивана Дмитриева сына Иванова», в июле 1550 г. «лезли Донец в Великий перевоз и по иным перелазам с крымской стороны многие люди, и которые лезли Великий перевоз, тех сметили 20 000». В августе того же года «пришли на Мещерские места многие крымские люди, а утек у тех людей полоняник Ивашка, бортник берестенский, и сказывал, что слышал у тех людей, что пришел царевич крымский, а с ними 30 000 человек, а говорили-де между собой, что им, отдохнув, быть на Мещерские и на Рязанские места».

Используя против татарских отрядов отработанную уже тактику, московские воеводы отбивали вторжение и не давали крымцам продвинуться в центральные уезды, однако окраины вновь подвергались нещадному разграблению. Отступая и даже будучи обращены в бегство в одном месте, татары быстро перемещались в другое и успевали пограбить и захватить в плен местное население до того, как подходили русские полки. Крупные и относительно укрепленные города татары не осаждали и взять штурмом не пытались за неимением времени на подготовку осады, артиллерии и необходимых технических средств. Они лишь окружали город, препятствуя вылазкам гарнизона, с одной стороны, и не позволяя уездным жителям укрыться за городскими стенами, с другой. Получив, таким образом, свободу действий в уезде, они разграбляли его и захватывали пленников. Затем, на обратном пути, крымцы вновь блокировали город, чтобы спокойно уйти в степь по направлению на Крым.

Татарские набеги продолжились и зимой 1550/51 г. Летопись свидетельствует: «Той же зимой декабря в 26 день, пришли войною ногайские мурзы, Уразлый-мурза да Отай-мурза да Тейляк-мурза и иные мурзы со многими людьми на Мещерские места и на Старую Рязань. И воеводы царя и великого князя из Рязани Александр Воротынский да от Зарайска князь Дмитрий Иванович Путков сошлись вместе и приходили во многих людях на ногайских людей, и везде их побивали, и Тейляка-мурзу взяли, и многих живых поимали. А из Елатьмы князь Константин Иванович Курлятев да Семен Шереметев да Степан Сидоров также во многих местах ногаев побили. И сошлись воеводы рязанские и мещерские вместе, и шли до Шатских ворот, и везде побивали ногаев. И побежали ногаи в поле на рознь, и прошли снега великие да морозы, и позябли многие, а остальных во многих местах разных казаки великого князя до Волги побивали. И пришли в ногаи Араслан-мурза да Отай, а всего с ними пеших ногаев человек с пятьдесят, а то все погибли».

Успешно отражая малые и средние татарские набеги, московское правительство серьезно опасалось крупных походов, в особенности в контексте активно готовившегося казанского похода лета 1552 г. Соборный «приговор» о походе на Казань специально оговаривал необходимость пристально следить за военной активность крымцев, которая могла бы помешать походу, и пресекать ее: «Приговор царя и великого князя, как ему идти на свое дело и на земское к Казани и как ему дело свое беречь от своего недруга, от крымского царя». Крымский хан, со своей стороны, спешил прийти на помощь казанцам, ударив по московитам с юга. Крымским ханом в это время был коварный и жестокий Девлет Герай (1551–1577 гг.), при поддержке османского султана и местной крымской татарской знати силой отобравший власть у Сахиба Герая.

Не получив поддержки в походе от Хаджи-Тарханского (Астраханского) Юрта и Ногайской Орды, крымский хан вынужден был начинать поход против Москвы в одиночку, задействовав турецких янычар и собрав необходимую для разрушения городских стен артиллерию. Девлет Герай планировал дождаться отхода основных русских сил от Москвы, дать им втянуться в боевые действия с казанцами и увязнуть в них, а затем ударить по Москве и заставить оказавшего меж двух огней Ивана IV капитулировать на продиктованных Крымом условиях. Получив известие о том, что московский князь уже выдвинулся на Казань, крымский хан также тронулся в поход. Данные разведки Девлета Герая оказались ошибочными – Иван IV продолжал выжидать, прекрасно понимая опасность удара в спину со стороны крымцев. В июне московский правитель стал получать первые известия о продвижении татар на Москву: «Тут приехал Айдар Волжин, а сказывает, что идут многие люди крымские, а ждут их на Рязань, и к Коломне, а иные украины государевы проходят. А того не ведают, царь или царевич».

Вскоре, 21 июня, гонец из Тулы принес сообщение о том, что «пришли крымские люди на Тульские места к городу Туле, а чают, царевич и не с многими людьми». Чуть позже стало известно, что «пришли немногие люди, семь тысяч, воевав, да поворотили из земли». На следующий день, 22 июня, «пригнал с Тулы гонец от князя Григория Темкина, что сам царь (имеется в виду крымский хан Девлет Герай – А. Д. ) пришел и приступает к Туле, и иные многие люди воюют, а наряд с ними многий и многие янычары турецкие». Штурм Тулы был вполне обоснован с военно-стратегической точки зрения, ведь город был узловым центром укрепрайона, прикрывавшего подходы для переправы через Оку.