Александр Усовский - Иосиф Первый, император всесоюзный

Роль товарища Сталина в войне кристально ясна — это роль создателя нашей Победы. И поэтому я не буду писать о войне.

Мы победили — но цена Победы оказалась чудовищно велика; население сократилось с 194,1 млн. человек в 1941-м до 163 млн. человек в 1946-м. В развалинах лежали города (разрушено и сожжено 1710 городов и поселков), деревни и села (разрушено свыше 70 тыс.), фабрики и заводы, шахты, электростанции, железные дороги, находившиеся в зоне военных действий. Стоимость прямого материального ущерба составила 679 млрд. рублей, превышала потери всех остальных стран, вместе взятых. Да, наша промышленность — благодаря своевременной эвакуации и перестройке всего хозяйственного механизма для нужд войны — смогла обеспечить нашу Победу нужным «железом», и поставки по ленд-лизу были всего лишь приятным дополнением к основной массе наших вооружений — за годы войны советская промышленность дала 102, 5 тысяч танков, а из США и Англии было получено 10,8 тысяч, соответственно самолётов — 136,8 тысяч и 18,7 тысяч, артиллерийских орудий — 489,9 тысяч и 9,6 тысяч. Но ущерб для нашей экономики от войны и утраты трудовых ресурсов все равно был колоссальным. Выплавка чугуна в 1945 г. по сравнению с 1940 г. снизилась с 14,9 до 8,8 млн т, стали — с 18,3 до 12,3 млн т, производство хлопчатобумажных тканей сократилось более чем в 2 раза, кожаной обуви — в 3, сахара — почти в 5 раз, а производство предметов потребления в целом составило лишь 59 % довоенного уровня. Сокращение сбора зерновых в 1942-43 по сравнению с 1941 — втрое, в 1944-45 — вдвое. Картофеля в 1945 по сравнению с 1940 потребляли меньше вчетверо. В СССР в 1941 было 54,8 млн. голов крупного рогатого скота, а год спустя 31,4 млн. и даже в 1946 всё ещё 47 млн.

Перед товарищем Сталиным стояло несколько задач, равноценных по важности. Нужно было восстановить разрушенные города и села, заводы и фабрики, мосты и электростанции — что само по себе являлось делом сверхтяжелым. Вдобавок к этому надо было любой ценой создать то оружие, что впервые обозначило зарю новой эры в истории человечества 6 августа 1945 года — без обладания атомной бомбой Советский Союз незамедлительно переходил бы в разряд второсортных государств, не имеющих права голоса на международной арене. Сие же было никак невозможно — слишком дорого заплатили мы за право управлять послевоенным миром, за право быть (не считаться, как Франция, или числиться, как Китай — в силу их принадлежности к лагерю победителей во Второй мировой войне; а именно быть) СВЕРХДЕРЖАВОЙ. И надо было выработать такие рычаги управления возникшей в результате нашей оккупации в ходе войны ряда стран Европы и Азии ЗОНОЙ ЖИЗНЕННЫХ ИНТЕРЕСОВ Советского Союза, которые позволили бы нам управлять этой зоной достаточно долго и максимально эффективно.

Да и задачу повышения жизненного уровня советских людей с повестки дня никто не снимал — ибо недовольство народа, зреющее подспудно, может свести к нулю любые имперские проекты; посему народ должен чувствовать, что жить, несмотря на гигантские проблемы в ликвидации последствий войны, становится все лучше, все веселее.

Все это будет выполнено — и к 5 марта 1953 года Советский Союз прочно займет место, отведенное ему волей его вождя, Великая Советская империя будет включать в себя треть населения Земли и почти четверть ее суши — под контролем товарища Сталина окажутся земли Восточной и Центральной Европы (Польша, Восточная Германия, Чехословакия, Венгрия, Румыния, Болгария) и половина Азии (Китай, Северная Корея и былые остатки французской колониальной империи — Вьетнам и Лаос); интересы Советского Союза будут в первую очередь учитываться в Иране, Афганистане, Финляндии — да мало ли где еще!

Но для удержания под контролем новоприобретенных территорий будет недостаточно лишь штыков советских войск — тем более, что из многих стран нам придется вывести свои воинские контингенты. Цементом, предназначенным для удержания в равновесии построенного здания Советского Мира — станет идеология.

Идеология марксизма.

Которая эту нашу Империю и похоронит — при деятельной помощи «наследников» Великого Вождя.

Национал-коммунизм, ставший идеологией Советского Союза в конце тридцатых годов — был великолепной идеологией для нашей страны. Сплав традиционных этно-конфессиональных (товарищ Сталин перед самой войной решительно свернул антирелигиозную пропаганду, а в ходе сражений восстановил отношения с Русской православной церковью; после войны же церковь должна была — по замыслам вождя — вообще занять одно из главных мест в государственной идеологической программе), этно-социальных (общинный характер жизнеустройства, столь характерный для русских, в советских условиях получил вторую жизнь), этно-политических (монархия, каковой де-факто стала политическая система Советского Союза после 1938 года — была наиболее пригодной системой для управления Россией) ценностей с общественной собственностью на средства производства в промышленности и колхозной системой в сельском хозяйстве — позволили Вождю и ведомой им стране одержать победу в войне и в минимальные сроки восстановить народное хозяйство.

Увы, эта идеология совершенно не годилась для удержания в повиновении подвластных территорий — каковых к 1949 году у нас оказалось чуть ли не полмира.

Русофилия как идейное течение в некоторых восточноевропейских странах не могла быть серьезным подспорьем в этом деле — увы, здесь мы могли рассчитывать лишь на общественные организации Чехии и Словакии и, в меньшей степени, Болгарии и Югославии. В Польше же (не говоря о Китае) такого понятия вообще никто не знал (а если и знал — то скрывал это знание в опасении от соседей и родственников). А Польша (тем более — Китай) для нас были весьма важными территориями, где устойчивость нашего влияния имела первостепенное значение.

И тут, как черт из табакерки, выскочил марксизм того, прежнего, розлива, надежно (как тогда казалось) похороненный 20 августа 1940 года, вместе с его главным апологетом, товарищем Троцким. Последователей этого учения (несмотря на тщание аппарата товарища Ежова) в мире было сверхдостаточно, во многих восточноевропейских государствах (да даже и западноевропейских) их партии имели серьезное влияние на пассионарные круги населения.

Использовать в интересах Советского Союза коммунистические партии поднадзорных территорий было не только возможно, но и необходимо; никаких иных рычагов влияния на новоприобретенных имперских территориях у нас тогда не было — и быть, кстати, по определению не могло.

Рычаги влияния на своих клиентов у Соединенных Штатов были крайне примитивными — но зато и крайне эффективными: это были доллары (и обеспеченные этими долларами товары), которые по «плану Маршалла» хлынули в послевоенную Европу и вовсе уже без плана — в Азию. У нас же таких рычагов и в помине не было — вся страна солдатские шинели донашивала и картошку с хлебом считала за приличный обед. Приходилось поэтому в качестве инструмента влияния брать на вооружение марксизм, идеологию, уже однажды обанкротившуюся — увы, ничего более приличного у нас под рукой не оказалось.