Кристофер Бакли - Собиратель реликвий [litres]

– А, Дисмас. Славный день, не так ли?

– Точно так, ваше высокопреосвященство.

– Благослови вас Господь, – изрек Альбрехт, давая понять, что разговор окончен.

Дисмас, осмелевший от выпитого, так не считал.

– Какая великолепная и спонтанная аттестация, – заявил он.

– Что?

– Исцеления. Целых два!

– Да-да, великолепно. Был рад вас видеть.

– Надеюсь, ваше высокопреосвященство вернет свои затраты в кратчайший срок.

Улыбка Альбрехта превратилась в оскал:

– До свидания, Дисмас.

– Нет, прощайте, ваше высокопреосвященство. Я уезжаю. Домой.

– Да? – Альбрехт явно не огорчился.

– Ухожу на покой. Плащаницу мне уже не переплюнуть.

– Да, конечно. Благослови вас Господь. А теперь сделайте одолжение – посторонитесь. Каспер, графиня, как мило с вашей стороны!

Проще было бы отправиться на юг вниз по реке, пусть и против течения, но на Рейне от Майнца до Базеля было слишком много застав со сборщиками пошлин. Именно поэтому Дисмас со своим драгоценным грузом дукатов счел благоразумным путешествовать посуху, в монашеской рясе.

Дорога займет примерно месяц: Страсбург, Базель, потом мимо Берна в Тун, оттуда через Лаутербруннен, и лишь потом крутой подъем до Мюррена. А так хотелось попасть домой прямо сейчас! В то же время долгий путь поможет угомонить не дающую покоя совесть. Ах, как неудобно получилось с Фридрихом! Стыд выедал внутренности, точно крыса. В отчаянии Дисмас вознамерился пожертвовать бесславно добытые дукаты первому попавшемуся монастырю. А что потом? Снова пуститься в охоту за святынями? Ко двору Фридриха больше ходу нет, а иметь дело с Альбрехтом невыносимо. Начать все с нуля? Торговать мощами на ярмарках? Нет уж, увольте.

В конце концов он решил, что будет молиться о прощении или, по крайней мере, о забвении и мечтать о жизни в родных местах. Бодрящий горный воздух, душистый запах хвои, весеннее разноцветье лугов, рокот ледниковых рек, свет полной луны на снегу и полуночные вскрики ястребов и сов наверняка принесут успокоение.

К вечеру четвертого дня за спиной Дисмаса застучали копыта. Его окликнули по имени и сурово приказали остановиться.

Лейтенант Витц в сопровождении дюжины конников. Ни любезностей, ни объяснений. Один из всадников ухватил лошадь Дисмаса за повод. Сверкнули обнаженные клинки. Что происходит?

Дисмаса было приказано доставить в Майнц. Без объяснения причин. Обратный путь прошел в зловещем молчании. Дисмас неустанно размышлял, чем объясняется такая бесцеремонная ревокация.

В Майнц прибыли глубокой ночью. Несмотря на поздний час, Дисмаса немедленно провели в приемную Альбрехта, где и явили мрачному кардиналу, озабоченному монсеньору, стайке перепуганных священников и непроницаемому Дрогобарду. На длинном столе перед ними лежала плащаница. Недобрый знак.

Не предлагая перстня для лобызания, Альбрехт указал на плащаницу:

– Извольте объяснить.

Дисмас посмотрел на разостланный холст и перевел взгляд на Альбрехта:

– Ваше высокопреосвященство, я не понимаю…

Он подошел к столу и внимательно оглядел плащаницу. В ней ничего не изменилось.

– Имел ли Господь наш Иисус привычку носить ювелирные украшения?

– Мм… Нет, наверное, ваше высокопреосвященство.

– А перстни?

Дисмас склонился над изображением рук. И вдруг увидел. На правой руке. Перед глазами все поплыло, а потом линии сложились в отчетливую картинку: перстень в пасти крылатого венценосного змия.

Дисмас узнал эмблему. Грудь сдавило. Вензель – фрагмент фамильного герба, пожалованного Фридрихом при назначении Кранаха придворным живописцем.

Мысли путались. Ради всего святого, откуда на плащанице эта эмблема? И тут же его осенило: Дюрер!

Как он ее раньше не заметил? Он же обследовал каждый стежок, каждое волокно Дюреровой плащаницы.

Дисмас посмотрел на Альбрехта:

– Боюсь, я все еще… В недоумении. Этого… Раньше этого не было.

Альбрехт кивнул монсеньору.

– В часовне, где хранилась плащаница, вспыхнул пожар. Полыхнуло сильно. Именно тогда и проступила эмблема.

Дисмас лихорадочно соображал. Альбрехт не гнушался выставлять поддельные реликвии вроде лодки святого Петра. Однако же кардинал Майнцский не потерпит, чтобы его выставляли дураком перед его же подданными.

Сгорая от желания убить Дюрера, Дисмас растерянно пролепетал:

– А вдруг это еще одно чудо?

– Арестуйте его, – приказал Альбрехт Дрогобарду.

Жесткая длань Дрогобарда сомкнулась на предплечье Дисмаса.

– Ваше высокопреосвященство, – взмолился Дисмас, – мы же были свидетелями двух чудес при явлении плащаницы!

Глазах Альбрехта гневно сверкнули.

– А значит, – продолжал Дисмас, – плащаница истинная!

У Альбрехта внутри все клокотало от сдерживаемой ярости, однако он не мог признаться в поддельных чудесах перед монсеньором, священниками и Дрогобардом. Из-за Лютера, этого гнусного возмутителя спокойствия, фальшивые чудеса не просто вышли из моды, но и сурово порицались. Да, присутствующие служили кардиналу, но слуги, как известно, болтают. Такое не скроешь. Альбрехт теперь кардинал. Дисмас его переиграл. На время.

– Оставьте нас.

Монсеньор, священники и Дрогобард удалились.

Альбрехт встал с трона, спустился по ступенькам с возвышения и обошел Дисмаса кругом.

– Чем заслужили мы такое вероломство? – уязвленно осведомился он.

– Не кривя душой, ваше высокопреосвященство, я так же поражен этим, как и вы.

Строго говоря, это заявление не было ложным.

– Нет-нет. Довольно. – Альбрехт сделал еще один неспешный круг. – Эмблема мастера Кранаха должна была проявиться лишь после того, как вы доберетесь до своих кантонов. До нейтральных кантонов, на кои не распространяется наша власть. Но пожар помешал вашему бегству.

– Ваше высоко…

– Еще слово – и я прикажу Дрогобарду вырвать вам язык. Так. Кому же мог прийти в голову такой каверзный план? Вам? Навряд ли. Потому что вы не настолько хитры, правда, Дисмас? Правда. Вы всего лишь грязный швейцарский торговец костьем, в дорогих сапогах, купленных на ворованное. Нет-нет, такое хитроумное коварство могло прийти в голову только дядюшке Фридриху. Фридриху. Мудрому.

Лишь теперь Дисмас осознал весь ужас происходящего. Альбрехт решил, что все это задумал Фридрих, чтобы выставить новоиспеченного кардинала на посмешище.

– Позвольте мне сказать…

– Да, прошу вас.

– Фридрих здесь ни при чем. Это моя идея.

– Ваша идея? – хмыкнул Альбрехт. – И ваша работа?

– Да.

– Да вы талант, Дисмас. Мы и понятия не имели, что у вас такой дар живописца. И почему же вы решили украсить свой шедевр подписью мастера Кранаха? Я сгораю от любопытства.