Николай Свечин - Повседневная жизнь петербургской сыскной полиции

Поговорил я по телефону, а потом обращаюсь к нему и спрашиваю:

– Знаешь ты, что это за инструмент?

Он покачал головой.

– Откуда мне знать? Штука диковинная. Сама звонит.

– А это, – говорю, – такая штука, что нам помогает. Видишь эту трубку? – и указываю ему на слуховую трубку. Он кивнул.

– Вот если я её к твоей голове приставлю, а сам смотреть сюда буду, – указал ему на кружочек, куда говорят, – так здесь все, что ты сделал, как на картинке будет. Положим, ты убил Акулину… – смотрю, он побледнел весь, а я продолжаю:

– Сейчас это всё видно будет! Подойди сюда! – сказал я.

Он встал и весь дрожит.

– Иди, иди!

Он подошел. Я приложил ему трубку к уху и говорю:

– Не веришь? Смотри сюда. Видишь!

Не знаю, увидел ли он что; только вдруг бросил трубку и прерывающимся голосом забормотал:

– Чего уж тут… вестимо… грешен… моё дело.

И рассказал всё…

А то в другой раз. Сообщают по телефону, что у одного домовладельца старший дворник относил в банк 4000 рублей и потерял. Меня вдруг взяло сомнение. Я к начальнику: так и так; позвольте попытать, правду узнать.

– Что ж вы думаете, дворник украл деньги?

– Сейчас не знаю, а кажется.

– Что же, попробуйте!

Я сейчас по телефону приказал доставить дворника ко мне.

Доставили. Чисто одетый, степенный такой…

Ну, как и что?

– Потерял, – говорит и всё…

Я дежурным был. Всё равно всю ночь сидеть. Я сижу и его держу. Нет-нет да и переспрошу: как и что. Он всё своё. А у нас от практики прямо чутьё развивается. Чувствую я, что он украл деньги, а поймать не могу. Я его в часть и подсадку сделал… И там не проговорился. Неделю я его держал, наконец, начальник приказал мне его выпустить. Такая досада!

Я это в последний раз вызвал его, заложил руки назад, будто держу что, да и говорю ему, смеясь:

– Ну, и теперь запираться будешь? Думал, не найду!

Он встряхнул головой и отвечает со вздохом:

– Нет, я уж знал, что доищетесь!

– Ну то-то! – сказал я и заговорил с ним другим тоном: – Теперь ты уже своё дело поправляй! Я опять спрячу деньги, а ты будто сам сознайся и укажи, где их спрятал. Мы с тобой пойдём, возьмём околоточного, и ты сам достань их! Тогда тебе и наказание будет пустое, и хозяин, пожалуй, простит…

Он и согласился.

Я часа два продержал его, будто деньги отвозил, а потом к нему.

– Ну едем! – говорю.

– В банк-то?

Я сразу сообразил.

– Понятно, туда сначала!

Привёз его туда. Он провёл меня в ватерклозет, отодвинул фанеру у обшивки и вынул деньги…

А битьём что бы сделали?

– Ну, а ещё какие приёмы у вас?

– Какие же ещё. Дослеживаем. Иногда сами, иногда через других… Подсадку делаем…

– Это что?

– А в одну с ним камеру своего наёмного сажаем. Тот, что надо, и выспросит. Со своим-то человеком ему легче говорить, ну да и водкой угостит, и папиросой. Это мы уж от себя, за свои деньги делаем… Ещё нам много те же воры помогают. Всех их знаешь. Иному, идёшь по улице, 10 коп. на водку дашь, иному на ночлег. Если что надо, позовёшь и скажешь: вот, дескать, такая-то кража. Не знаешь ли, кто сработал? Дашь рубль, он и ищет. Найдёт – ещё дашь. А если бы одному, – так невозможно!

– Ну а переодеваться вам случается часто?

Агент улыбнулся и махнул рукой.

– Это на манер Лекока? Нет! Очень редко. Разве иной раз костюм переменишь, чтобы, например, за мастерового приняли или за ночлежника, а чтобы лицо изменять – никогда… Да это и не нужно. Чтобы доследить кого, всегда человека наймёшь…

– Кто же эти люди?

Он усмехнулся.

– За деньги всё найдешь. И прислуга, и дворник, и швейцар, и писец из министерства, и так… человек без занятий… При нашем деле много людей надобно. А вся ответственность – на нас. Мы всё дело ведём и сами людей выбираем себе в помощь {479}.

Первые годы службы Петровского то награждали за успехи в розысках, то наказывали за буйный нрав и нарушения законодательства: 18 апреля 1891 года Петровский, арестовывая в чайной воришку, принялся так сильно его лупцевать, что за задерживаемого вступились посетители. Началась драка, участников которой доставили в участок. Показательно, что наказали не вступившихся за вора солдат, а самого Петровского – ему пришлось пять суток провести под арестом в Василеостровской части {480}. Вскоре после отбытия наказания начальство приказало Леониду Константиновичу арестовать некоего преступника, проживавшего в одной из столичных гостиниц. Однако Петровский, не застав злоумышленника в номере и не желая тратить время на засаду, перепоручил арест швейцару заведения. Тот мазурика успешно задержал и отправил в ближайший полицейский участок под конвоем дворника. Но на резонный вопрос дежурного околоточного «за что задержан человек?» дворник ответить не смог, так как швейцар не удосужился сообщить ему суть дела. Ловкий преступник этим воспользовался – наврал полицейскому, что повздорил со швейцаром и тот, превысив полномочия, отправил его в участок. Мазурик был отпущен, его потом так и не поймали. Петровский получил выговор за небрежное отношение к своим обязанностям {481}. 31 марта 1894 года он избил на улице проститутку Зайцеву, за что был подвергнут пятисуточному аресту (градоначальник не стал его увольнять, так как проститутка к Леониду Константиновичу претензий не имела и просила строго не наказывать, поскольку с ним сожительствовала {482}).

С возрастом Леонид Константинович взялся за ум, научился не распускать руки в людных местах, а к поручениям относиться ответственно. Начальник Сыскной полиции Л.А. Шереметевский в 1898 году на запрос ярославского губернатора сообщил, что Петровский «старательный к сыскной части, поведения и нравственности безукоризненной» {483}. Запрос был связан с тем, что в Ярославле создавали внештатное Сыскное отделение, и Петровскому (он уже имел первый классный чин коллежского регистратора и был кавалером медали «За усердие» на Аннинской ленте) поручили его возглавить. Там в 1902 году он был тяжело ранен при задержании преступника (от последствия этого ранения не избавился до конца жизни – мог ходить, только опираясь на трость), получил орден св. Станислава 3-й степени и в чине губернского секретаря вернулся в Петербург, в родную Сыскную полицию на должность чиновника для поручений {484}.

В 1904 году он был назначен начальником Летучего отряда, о котором подробнее можно прочесть в разделе Ошибка: источник перекрёстной ссылки не найден.

Вот что писал о Л.К. Петровском современник:

«Чуждый искания популярности, он все же был известен далеко за пределами Петрограда. Побывавшие в его руках гастролёры, старые рецидивисты, бывалые каторжане – так называемая “головка шатии” – разнесли о нём славу по всем темным местам и острогам великой земли русской. Знают его гешефтмахеры и за границей.