Мика Валтари - Золотое кольцо всадника

Поппея, дни и ночи проводившая у постели ребенка, теперь с ума сходила от горя, обвиняя в смерти малышки Нерона, который помногу раз в день целовал и обнимал дочь, зная, что у него больное горло.

Нерон же в отчаянии поверил, что, дабы сохранить ему голос, богам недостаточно было жертвоприношений, и они потребовали еще и жизнь ребенка. Подобная мысль лишь укрепила императора в мнении о том, что ему предназначено стать величайшим певцом и актером своего времени, и эта убежденность смягчила его отцовскую боль.

Потрясенный сенат немедленно провозгласил Клавдию Августу богиней, и похороны состоялись с соблюдением всех положенных ритуалов. Было также решено построить в ее честь храм и учредить коллегию жрецов. Однако Нерон в глубине души возомнил, что на самом деле в новом храме будут поклоняться его голосу, а жертвоприношения придадут ему большее благозвучие.

Потому жрецам храма было предписано, кроме официальных жертвоприношений, совершать также некий особый тайный ритуал, к которому запрещалось допускать посторонних.

И действительно, голос Нерона окреп, стал гораздо сильнее, причем подобное с ним уже было после смерти Агриппины. Теперь голос императора звучал так сильно и нежно, что зрители на спектаклях приходили в неистовый восторг. Меня его пение не особенно волновало, и здесь я лишь повторяю то, о чем твердили Нерону более тонкие знатоки и ценители певческого искусства.

Они же и сказали ему, что сильный тенор, дабы выдержать на определенном уровне напряжение голосовых связок во время пения, должен обладать особым телосложением — широкой грудью и большим подвижным ртом, — и Нерон намеренно располнел, отрастил щеки и подбородок.

Поппея была только рада, что он проводит время, упражняясь в пении, а не предается всяческим непристойностям.

После смерти дочери Нерон всю зиму занимался пением, совершенствуя свое искусство, и увлекся этим до такой степени, что совсем забросил государственные дела — все это казалось ему пустой тратой времени. Он все чаще пропускал заседания сената, ибо панически боялся подхватить простуду в холодном здании курии. Когда же все-таки он решался посетить сенат, то входил в зал, обернув ноги толстой шерстяной тканью. Когда консул обращался к нему, Нерон со смиренным видом каждый раз поднимался со своего места. Но один раз чихнув, он торопливо отбывал восвояси, оставляя решение важных дел сенатским комитетам.

Этой же зимой, незадолго до Сатурналий [17], Клавдия попросила меня о встрече. Она сказала, что хочет видеть меня по весьма важному делу, которое нам следует обсудить с глазу на глаз. К вечеру я постарался завершить все свои деловые встречи, отослал клиентов и вольноотпущенников и велел Клавдии прийти ко мне в комнату. Я ждал ее и боялся, что она опять заговорит о покаянии, крещении и христианах.

Клавдия появилась на пороге, в отчаянии заламывая руки.

— Ах, Минуций, — запричитала она, — в моей душе царит разлад, и я не в силах справиться сама с собой — мечусь из угла в угол и чувствую себя последним ничтожеством. Я совершила нечто такое, в чем не смею тебе признаться. Но сначала взгляни на меня и скажи: я хоть чуть-чуть изменилась?

Честно говоря, из-за невыносимой болтовни и приверженности к христианам и их хитроумному вероучению она давно настолько опротивела мне, что я совсем не обращал на нее внимания. Но на этот раз Клавдия так покорно просила меня взглянуть на нее, что я поднял глаза и посмотрел ей в лицо. К своему величайшему удивлению, я вдруг обнаружил, что ее лицо стало гладким и белым — полностью исчез загар, который уродовал ее еще со времен рабства. Передо мной стояла нарядно одетая привлекательная женщина, причесанная по последней греческой моде.

От неожиданности и изумления я всплеснул руками и воскликнул с искренним желанием польстить ей:

— И фигурой, и изящными манерами ты похожа на благородную римлянку! А твое лицо — просто прекрасно! Ты, наверное, ежедневно умываешься ослиным молоком.

Клавдия смутилась, и на ее щеках появился нежный румянец.

— Я решила позаботиться о своей внешности вовсе не из тщеславия, — торопливо пояснила она, — а потому, что ты доверил мне вести твое огромное хозяйство. Скромность и простота лучше любой одежды и помады украшают женщину — я в этом уверена, — но твои клиенты и торговцы мясом придерживаются иного мнения. Но я хотела спросить тебя о другом. Скажи, Минуций, сильно ли заметно родственное сходство между мной и императором Клавдием?

— Нет, конечно же, нет, — не задумываясь, ответил я, дабы успокоить Клавдию. — Из-за этого тебе не стоит беспокоиться. Клавдий был безобразным стариком, внушающим брезгливость, ты же превратилась в красивую женщину. Сейчас, когда ты стала следить за собой, да еще и выщипала брови — я в восторге от твоей красоты, и мне, правда, трудно поверить собственным глазам.

Мои слова почему-то явно разочаровали Клавдию.

— Я уверена, что это не так, — с грустью в голосе ответила она. — Но дело вот в чем. Мы с тетей Паулиной тайно навестили мою младшую сводную сестру Антонию. И сделали мы это из жалости к ней — ведь она совсем одинока. Клавдий в свое время приказал убить ее первого мужа, а Нерон — второго. Теперь, когда она вернулась из Массалии, никто не осмеливается навещать ее. А Антония очень изменилась. Собственные страдания заставили ее взглянуть на мир другими глазами. Она встретила нас крайне учтиво, угостила медовым напитком и фруктовым пирогом и подарила мне золотую сеточку для волос. Судя по тому, как нынче обстоят дела, она, возможно, захочет признать меня своей сводной сестрой. Мы с ней единственные, оставшиеся в живых, наследницы рода Клавдиев.

Когда я понял, к чему в силу своего женского честолюбия клонит Клавдия, мне стало не по себе. Она же не сводила с меня странно сияющего взгляда, потом обеими руками схватила мою ладонь и прижала к своей полной груди, возбужденно вздымавшейся под туникой. Понимая, что Клавдия любыми средствами попытается подтвердить свое высокое происхождение и вернуть себе доброе имя, я в испуге отшатнулся от нее.

— Что тебе надо, Клавдия? — тихо спросил я.

— Минуций, — медленно проговорила женщина, — ты и сам прекрасно знаешь, что так дальше не может продолжаться. Твой брак с Сабиной — чистейшая формальность, и ты глуп, если до сих пор не понял этого. Весь Рим потешается над тобой. Когда-то в юности ты кое-что обещал мне. Ты был юношей, но давно стал мужчиной, и разница в возрасте между нами уже не столь велика, как казалось нам тогда. Теперь она почти незаметна… — Клавдия замолчала, но вдруг вскинула голову и резко заявила: — Минуций, ты должен оставить Сабину ради сохранения собственного достоинства и положения в обществе.