Борис Акунин - Ореховый Будда [litres]
- Название:Ореховый Будда [litres]
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:АСТ
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-082576-9
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Борис Акунин - Ореховый Будда [litres] краткое содержание
*НАСТОЯЩИЙ МАТЕРИАЛ (ИНФОРМАЦИЯ) ПРОИЗВЕДЕН, РАСПРОСТРАНЕН И (ИЛИ) НАПРАВЛЕН ИНОСТРАННЫМ АГЕНТОМ ЧХАРТИШВИЛИ ГРИГОРИЕМ ШАЛВОВИЧЕМ, ЛИБО КАСАЕТСЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ИНОСТРАННОГО АГЕНТА ЧХАРТИШВИЛИ ГРИГОРИЯ ШАЛВОВИЧА.
Роман «Ореховый Будда» описывает приключения священной статуэтки, которая по воле случая совершила длинное путешествие из далекой Японии в не менее далекую Московию. Будда странствует по взбудораженной петровскими потрясениями Руси, освещая души светом сатори и помогая путникам найти дорогу к себе…
Ореховый Будда [litres] - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Но через невеликое время вернулся Терентий, постоявший у пристава под дверью, и оказалось, что царь Петр не помер и что чужой человек здесь по указу, из самого Петербурга. Называется человек «фискал», а что за слово такое, Терентию неведомо.
— Знаю! О том было в «Ведомостях» писано! — испуганно вскричал князь. Он выписывал в Пинегу листы-куранты, где печатают царские повеления и новости со всего света. — Фискалы — это новоучрежденные дьяки, которые сыскивают всякую крамолу и противозаконность! Иди, Терентий, еще слушай!
Когда слуга ушел, Василий Васильевич кинулся к Кате, голос у него прерывался от слезного дрожания.
— Прознал Петр про мои писания, прознал! Весь плод моей жизни отобрать хочет! Как тогда, на следствии! Дай мне Книгу, пойду ее в тайник спрячу, а ты поклянись страшной клятвой, какая только у вас, староверов, есть, что не выдашь!
Где у князя тайник, Ката знала. В подвале одна из топниц, чем зимой дом протапливают, обманная, и в ней, за кирпичом, железный несгораемый ящик, а ключ всегда у хозяина. Каждый вечер, окончивши диктовку, Голицын запирает туда Книгу, а утром достает.
— Не поспеешь ты, сударь, — сказала она, показывая во двор.
Там, от приставова крыльца, шел черный фискал, быстро выбрасывая длинные ноги. А у Василия Васильевича шаг медленный, подагрический.
— Тогда на себе спрячь! — велел князь. — И сама спрячься. Богом молю, не отдавай Книгу! Сохрани! Не для себя прошу, для потомства! Поклянись!
— Ладно, чего клясться‑то, и так не отдам, — буркнула Ката, сунула невеликую ношу за пазуху, огляделась — куда бы спрятаться? — да попросту залезла на холодную по майскому времени голландскую комнатную печь, затаилась там по‑за дымоходом. Сверху, из закута, было и видно, и слышно.
Звеня шпорами, вошел давешний всадник. Князь очень похоже обозвал его «вороном». Меж косм перруки торчал горбатый птичий нос, лицо тоже было тощее, костистое. Глаза, правда, не круглые, а щелями. Именно так Ката себе в детстве представляла антихристовых слуг, когда о них, гонителях отеческой веры, сказывал «кормщик».
— Я к твоей княжеской милости из Санкт-Петербурга по государеву делу. Имя мое Мартын Ванейкин, чин — фискал, — невежливо, без поздорований и величаний начал вошедший. Речь у него была резкая, непривычного уху звучания, будто не совсем русская.
— По какому же делу воспонадобился я его царскому величеству? — спросил Голицын, гордо распрямляясь, но сверху было видно, что сложенные за спиною руки дрожат.
— Государю ты сам, старый валенок, низачем не надобен, и к тебе никакого дела у меня нет, — ответил фискал Ванейкин, — а нужна мне девка-переписчица, что тут живет. Веди меня к ней без отговорок и запирательств.
От неожиданности и от испуга Ката дернулась — гулко стукнулась затылком о притолоку. Князь‑то оказался в своем опасении прав! Им Книга нужна! И знают, у кого ее искать, донес кто‑то! Уж не Терентий ли, мастер подслушивать?
— В уме ли ты, смерд?! — тонким голосом закричал Василий Васильевич. — Ты как со мной говоришь?! Какой я тебе валенок? Я бывый державы правитель! Меня сам Ромодановский на допросе именем-отчеством называл!
Но черный человек смотрел не на князя, а на голландскую печь — прямо Кате в глаза.
— А ну тебя, — сказал фискал Голицыну.
Да развернулся, да двинул Василию Васильевичу кулаком в грудь — вроде и несильно, но много ль старику надо? Князь повалился на пол, а Ката вскрикнула.
— Слезай‑ка, — велел ей Ванейкин. — Сюда поди.
Слезть‑то она слезла, на печи прятаться смысла уже не было, но пойти к злодею не пошла, а дунула со всех длинных ног к двери, прижимая Книгу к тощей груди, чтоб не выпала. Кукиш тебе, антихристов хвост, а не Книга! Не отдам!

Пронеслась через весь дом до кухни, там перелезла через подоконник, спрыгнула наземь, обежала терем задом и спряталась за поленицу — отдышаться, переждать.
Ух что на дворе началось!
Сначала орал Ванейкин, должно быть, высунувшись из окна:
— Федотов, Шепотов! Ворота запереть! Никого не выпускать!
Солдаты, или кто они, зашумели, залязгали.
Еще через малое время из терема донесся вой. Кто‑то там громко плакал, и Ката не сразу догадалась, что Терентий.
— Помеееер! — выл Терентий. — Князюшка помееер! Бедаааа! Как есть мертво́й лежит!
Заголосила кухарка Настасья. У Каты тоже слезы рекой. Не могла поверить. Только что живой был, про потомков говорил, перед зеркалом гордился. И всё, нету? Не от тычка же? Хотя что же — старый старик, и сердце старое, испугался за книгу…
Так ей его жалко стало, бедного — не сказать.
По двору теперь бегали все, кто только есть. Протопотал к терему и пристав Иван Кондратьевич, ревя по‑медвежьи. Его мирная служба заканчивалась.
А только и Кате на подворье делать больше было нечего. Не будет ныне ни многоумных диктований, ни гишторических бесед. Можно сказать приставу, что князь не просто так помер, а от фискалова удара, но кто ей, девчонке, поверит? И неизвестно еще, кто тут главней — Иван Кондратьевич или этот Ванейкин. Наверно, Ванейкин.
Убегать отсюда надо, побыстрей и подальше. Спасать Книгу, князево завещание потомству.
Что ворота заперты — чепуха. Ката, когда хотелось погулять на воле, через забор легко перемахивала. Так же поступила и сейчас. Приставила жердь, вскарабкалась, а сверху спрыгнула.
И помчалась через весенний луг, подняв подол. До леса бы только добраться, он спрячет. Потом домой, к своим, в Соялу. Хранить от антихристовой власти важные книги — это староверы умеют.
На опушке, добежав до зарослей, Ката оглянулась на место, где прожила два с лишним года и узнала из книг столько предивного. Думала поплакать о старом князе, об отрадной вивлиофеке, о всей своей пинежской жизни, краше и покойней которой, верно, уж никогда не будет.
Но слезы, едва выступив на глазах, сразу высохли.
Ворота казенного подворья, издали казавшегося игрушечным с его острыми кровлями, медной крышей княжьего терема и коньком на стрехе приставова дома, открылись, и оттуда, один за другим, будто летучие мыши, выметнулись всадники. Поскакали через поле, прямо на Кату.
Спознал как‑то фискал, что писчица выбралась за ограду. А что Ката из Соялы, то ему пристав сказал.
Бросилась девка глубже в березовый лес, пока еще почти безлистный, выглядывая, где получше затаиться.
Сбоку от дороги, сузившейся в неширокую тропу, росли густые кусты боярышника. Ката к ним кинулась и вдруг увидела, что рядом, на земле, сложив ноги кренделем, сидит странник. Он был бы самым обычным, каких по Руси много ходит, — в рубище, лаптях, латаной шапке, и непременный мешок с пожитками рядом, но лицо диковинное: скуластое, глазенки узехонькие, а седоватая бороденка не по‑русски жидка. Башкирец наверно или калмык. Один раз мимо Соялы таких целую толпу гнали — дальше на север. Были то колодники, инородцы-бунтовщики с Волги, и некоторые точь‑в‑точь такие, как этот. Авенир сказал: «Это им Сатана глаза сузил, чтоб истинного Бога не разглядели, потому и верят в Магомета поганого, тьфу!» Ката тогда была еще глупая, про монгольскую расу не читывала и поверила.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: