Илья Яблоков - Русская культура заговора

Групповая идентичность и позитивное восприятие группы, к которой принадлежишь, также способствуют популярности теорий заговора. Британский социолог Александра Чичока и коллеги демонстрируют, что склонность у членов группы к вере в заговор проявляется в обстоятельствах, когда коллективная идентичность подвергается угрозе. Своего рода самолюбование членов группы, восприятие себя особенными, часто подталкивает их к вере в то, что внутригрупповые проблемы были «срежиссированы» извне неким злонамеренным субъектом [79] Cichocka A., Marchlewska M., Golec de Zavala A., Olechowski M. (2016). ‘They will not control us’: Ingroup positivity and belief in intergroup conspiracies. British Journal of Psychology , 107, 556–576. .

Исторические исследования показывают, что даже самые развитые демократические государства и такие их ключевые институты, как парламент или свободная пресса, служат плодотворной средой для бытования теорий заговора [80] См.: Uscinsky, Parent, American conspiracy; McKenzie-McHarg A., Fredheim R. (2017). Cock-ups and slapdowns: A quantitative analysis of conspiracy rhetoric in the British Parliament 1916–2015. Historical Methods: A Journal of Quantitative and Interdisciplinary History , 50:3, 156–169, DOI: 10.1080/01615440.2017.1320616. . Эти теории могут быть полезны для достижения прозрачности государственных институтов и развития демократических ценностей в обществе [81] Swami V., Coles R., Stieger S., Pietschnig J., Furnham A., Rehim S., & Voracek M. (2011). Conspiracist ideation in Britain and Austria: Evidence of a monological belief system and associations between individual psychological differences and real world and fictitious conspiracy theories. British Journal of Psychology , 102, 443–463. DOI: 10.1111/j.2044–8295.2010.02004.x; Clarke S. (2002). Conspiracy theories and conspiracy theorizing. Philosophy of the Social Sciences , 32, 131–150. 10.1177/004931032002001. .

В то же время на личностном уровне теории заговора способны оказывать негативное воздействие на их носителей и сторонников. В частности, те, кто верит в теории заговора, нередко не совсем объективно оценивают себя: завышенная самооценка – один из триггеров веры в то, что против человека плетется заговор. Вместе с тем неадекватное самовосприятие приводит к неспособности прийти к взаимовыгодному компромиссу с окружением [82] Swami V., Voracek M., Stieger S., Tran U. S., Furnham A. (2014). Analytic thinking reduces belief in conspiracy theories. Cognition , 133, 572–585. DOI: 10.1016/j.cognition.2014.08.006. .

В плане защиты здоровья и окружающей среды теории заговора также несут угрозу обществу. Так, рост веры в то, что вакцины способствуют развитию аутизма, может привести к тому, что все больше родителей не будут прививать своих детей, что, в свою очередь, опасно для здоровья последних [83] Jolley D., Douglas K. (2014b). The effects of anti vaccine conspiracy theories on vaccination intentions. PLoS ONE, 9, DOI: e89177 10.1371/journal.pone.0089177; Barbacariu, C.L. (2014). Parents’ Refusal to Vaccinate Their Children: An Increasing Social Phenomenon Which Threatens Public Health. Procedia-Social and Behavioral Sciences , 149, 84–91. . Другой пример: в Южной Африке, где пропаганда антиВИЧ была поддержана самим президентом Табо Мбеки, в период его правления число умерших от СПИДа достигло 330 000 человек [84] Chigwedere P., Seage G. R. 3rd, Gruskin S., Lee T. H., Essex M. (2008). Estimating the lost benefits of antiretroviral drug use in South Africa. Journal of Acquired Immune Deficiency Syndromes , 49, 410–415. DOI: 10.1097/QAI.0b013e31818a6cd5. .

Одним из источников веры в конспирологию становятся бессилие и неспособность изменить свою жизнь и положение вещей в окружающем мире [85] Abalakina Paap M., Stephan W., Craig T., Gregory W. L. (1999). Beliefs in conspiracies. Political Psychology , 20, 637–647. DOI: 10.1111/0162–895X.00160; Mirowsky, J. and Ross C. (1983). Paranoia and the Structure of Powerlessness. American Sociological Review 48, 228–239. . Исследования показывают, что потребление теорий заговора снижает политическую активность и желание участвовать в политических или общественных кампаниях (например, против глобального потепления) [86] Jolley, D., Douglas K. M. (2014). The social consequences of conspiracism: Exposure to conspiracy theories decreases intentions to engage in politics and to reduce one’s carbon footprint. British Journal of Psychology , 105, 35–56; Douglas K., Sutton R. M. (2015). Climate change: Why the conspiracy theories are dangerous. Bulletin of the Atomic Scientists , 71:2, 98–106, DOI: 10.1177/0096340215571908. . Политические конфликты, активно освещаемые медиа, приводят к тому, что доверие к политикам и институтам снижается. Чиновники правительства, а также руководители корпораций – в списке лидеров, которым доверяют меньше всего, и именно эта тенденция привела к росту праворадикальных и консервативных идеологий по всему миру в последние десять лет [87] Van Prooijen J. – W., Van Lange P. A. – M. (2014). Power, Politics, and Paranoia. Why People Are Suspicious of Their Leaders. Cambridge: Cambridge University Press. .

Неотъемлемой частью глобально развивающейся культуры заговора стало стремление ставить под вопрос любую официальную версию событий. И именно это предопределило интерес ученых к исследованию теорий заговора как научного феномена. Более того, посмотрев на неевропейские культуры заговора, ученые убедились, что многие мотивы и сюжеты конспирологических теорий не только универсальны, но и, вне зависимости от национального контекста, формируют альтернативный политический язык. Они ставят под вопрос слова и действия политических элит, часто превращаясь таким образом в популистский инструмент влияния [88] West H. G., Sanders T. (2003). Transparency and Conspiracy: Ethnographies of Suspicion in the New World Order. Durham: Duke University Press. . В культурах, находившихся под властью европейских держав, питательной средой для активного развития теорий заговора [89] Akhtar A. S., Ahmad A. N. (2015). Conspiracy and statecraft in postcolonial states: theories and realities of the hidden hand in Pakistan’s war on terror. Third World Quarterly , 36 (1), 94–110; Swami V., Zahari H. S., Barron D. (2020, forthcoming). Conspiracy Theories in Southeast Asia // Knight, P., Butter M. Handbook of Conspiracy Theories. London: Routledge. послужили межэтнические политические конфликты, в которые многие бывшие колонии погрузились после ухода колонизаторов. В контексте становления новых национальных идентичностей лидеры государств использовали теории заговора, чтобы выдвинуть обвинения либо против «бывших угнетателей», либо против «внутренних врагов» из числа политических оппонентов и привлечь таким образом на свою сторону большинство населения [90] Silverstein, P. (2002). An Excess of Truth: Violence, Conspiracy Theorizing and the Algerian Civil War. Anthropological quarterly , 75 (4), 643–674. .

Культурологические исследования современной политики также помогают избежать традиционной стигматизации теорий заговора и понять, как они работают в контексте современного мира. Вслед за британскими и американскими коллегами я рассматриваю теории заговора как легитимный способ интерпретации властных отношенийв современном мире [91] Knight, P. (2000). Conspiracy Culture: American Paranoia from the Kennedy Assassination to The X-Files. London: Routledge; Fenster, M. (2008). Conspiracy Theories: Secrecy and Power in American Culture. Minneapolis: University of Minnesota Press. . Теории заговора ставят под вопрос существующий порядок вещей в обществе и предлагают (порой весьма специфически) трансформировать его в более справедливые, эффективные формы. Другими словами, теории заговора – это своего рода «креативный ответ»на вызовы времени. Они способны быть одновременно разрушительными и созидательными в плане социальных отношений: могут мобилизовать огромные массы населения для того, чтобы разрешить серьезный конфликт в обществе, но могут также стать губительной силой для репутации человека или организации и подорвать доверие к ним.