Уилбур Смит - Муссон

– Ветер устойчивый, капитан. Юго-юго-запад, – ответил Нед.

Он прекрасно знал, что это был формальный вопрос, потому что Хэл внимательно изучил карты, прежде чем выйти из каюты, а направление ветра и сам чувствовал.

– Отметь на траверз-доске, – сказал Хэл.

Нед воткнул колышек в дырку на краю круглой доски.

Следовало добавлять по колышку каждые полчаса, а в конце вахты будут определены главный курс и положение корабля по навигационному счислению.

Хэл прошелся по палубе, глядя вверх, на паруса. Ветер дул с левого борта, легко наполняя их. Благодаря Неду каждый парус выглядел безупречно, и «Серафим» как будто летел, перепрыгивая с волны на волну. Хэла охватило радостное возбуждение такой силы, что он удивился. «Мне казалось, что я слишком стар для того, чтобы восторгаться, оказавшись на палубе и ожидая приключений», – подумал он.

Он постарался придать своему лицу спокойное выражение, а походке – неторопливое достоинство, но на юте стоял Большой Дэниел, наблюдая за ним, и их взгляды встретились. Ни один из мужчин не улыбнулся, но каждый прекрасно понял чувства другого.

Пассажиры поначалу стояли в средней части корабля, выстроившись вдоль поручней. Женские юбки развевались и шуршали на ветру, а чепчики приходилось придерживать. Но как только «Серафим» оставил сушу далеко позади и ощутил полную мощь открытого моря, женские восторженные восклицания понемногу затихли, пассажирки одна за другой оставили поручни и поспешили вниз, оставив одну только Кэролайн стоять рядом с ее отцом.

Весь этот день и несколько следующих ветер набирал силу. Он гнал вперед два корабля, пока наконец к вечеру не начал угрожать настоящим штормом, и Хэлу пришлось убавить парусов. Когда стемнело, корабли подняли на грот-мачты сигнальные фонари. А на рассвете Нед постучал в дверь каюты Хэла, чтобы сообщить: «Йоркширец» виден в двух милях за кормой, а впереди слева по борту виден Ушант.

Еще до полудня они обогнули Ушант и направились прямиком в бурные воды Бискайского залива, оправдывавшего свою зловещую репутацию. Всю следующую неделю команда могла использовать отличную возможность как следует потренироваться в управлении парусами, чтобы провести корабль через беспокойные воды и сильные ветра. Среди женщин, похоже, одна лишь Кэролайн не страдала от морской болезни, и она вместе с Томом и Дорианом каждый день присутствовала на уроках мастера Уэлша в тесной каютке.

Она говорила мало и совсем не обращалась к Тому, продолжая игнорировать его, даже когда он говорил весьма умные вещи. Она отклонила предложенную им помощь в решении математических задач мастера Уэлша.

Языки и математика – в этих двух областях Том преуспевал.

Кэролайн отказалась и от уроков арабского, которым мальчики каждый день занимались по часу с Элом Уилсоном.

Пока они пересекали Бискайский залив, Гай лежал плашмя, страдая от морской болезни. Хэла очень беспокоило, что кто-то из его сыновей может стать жертвой волнения на море. Тем не менее он устроил для Гая постель в каюте на корме, и Гай лежал там, бледный и стонущий, словно на грани смерти, не в силах принимать пищу и лишь глотая воду из кружки, которую Эболи держал перед ним.

Миссис Битти и ее младшие дочери чувствовали себя не лучше. Ни одна из них не покидала каюту, и доктор Рейнольдс, которому помогала Кэролайн, проводил почти все дни в заботах о них. Это было не слишком воодушевляющее занятие: приходилось то и дело выбегать наружу с полными горшками и выплескивать их содержимое за борт.

В каютах на корме царствовал кислый запах рвоты.

Хэл приказал теперь держать курс строго на запад, чтобы в темноте не налететь на острова, Мадейру или Канарские, и в надежде поймать более удачный ветер и поскорее дойти до экваториальной зоны. Однако они успели достичь тридцать пятого градуса северной широты, оставив Мадейру в сотне лиг к востоку, когда шторма начали постепенно утихать. Теперь Хэл смог заняться ремонтом парусов и рей, пострадавших в штормах, и потренировать команду в других занятиях, кроме как поднимать и спускать паруса.

Команда смогла наконец просушить мокрую насквозь одежду и постели, а кок получил возможность разжечь огонь и приготовить горячую еду.

На корабле воцарилось совсем другое настроение.

Через несколько дней миссис Битти и ее младшие дочери снова появились на палубе. Поначалу бледные и слабые, вскоре они воспряли духом. И через короткое время Агнес и Сара стали настоящей корабельной чумой. Особое внимание они уделяли Тому, считая его почему-то героем, достойным поклонения; чтобы сбежать от них, Том уговорил Эболи отправить его наверх, не спрашивая разрешения отца, – они оба знали, что такого разрешения не получить.

Хэл вышел на палубу во время смены дневной вахты и увидел Тома на рее в тридцати футах над палубой; босые ноги Тома твердо стояли на рее, и он помогал брать риф грот-паруса.

Застыв на половине шага с запрокинутой головой, Хэл лихорадочно искал причину, по которой мог приказать Тому спуститься на палубу, не роняя его достоинства. Он повернулся в сторону рулевого, увидел, что все офицеры на палубе наблюдают за ним, и с рассеянным видом подошел к Эболи, стоявшему у поручней.

– Я помню, как ты сам впервые забрался на грот-мачту, Гандвана, – тихо произнес Эболи. – Это произошло в неспокойном море у мыса Агульяс. И ты сделал это потому, что я запретил тебе подниматься выше первой ванты. Ты был тогда на два года моложе, чем сейчас Клебе, но всегда был непослушен.

Эболи неодобрительно покачал головой и сплюнул в воду.

После небольшой паузы он продолжил:

– Твой отец, сэр Фрэнсис, хотел тебя высечь. Надо было с ним согласиться.

Хэл отлично помнил тот случай. То, что началось как мальчишеская бравада, обернулось презренным ужасом, когда он взобрался на верхушку мачты и увидел внизу, в сотне футов, крошечную палубу, окруженную пенными зелеными волнами, на которых подпрыгивал корабль, а за ним тянулась белая полоса…

Неужели Том теперь на целых два года старше, чем он был в тот день? К тому же рея, на которой стоял его сын, находилась едва на половине высоты мачты…

– Мы с тобой оба не раз видели, как люди падают с главной реи, – проворчал он. – Они ломают кости и погибают точно так же, как если бы поднялись в два раза выше.

– Клебе не упадет. Он ловкий, как обезьяна. – Эболи вдруг усмехнулся. – Должно быть, у него это в крови.

Хэл не обратил внимания на его слова и вернулся в свою каюту под предлогом необходимости заполнить судовой журнал, но на самом деле он просто не мог видеть, как его сын болтается где-то в воздухе.

Остаток времени до полудня он ждал, что вот-вот послышится ужасающий удар о палубу над его головой или крик: «Человек за бортом!»