Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

«Идя на заседание, – припоминала Крупская, – ВИ вспомнил, что оставил в пальто револьвер, пошел за ним, но револьвера не оказалось, хотя никто из посторонних в прихожую не входил, очевидно, револьвер вытащил кто-то из охраны. Ильич стал корить Дыбенко и издеваться над ним, что в охране нет никакой дисциплины. Дыбенко волновался» 1190. Как видим, Ленин без револьвера в Учредительное собрание идти не хотел.

Эсер Марк Вениаминович Вишняк запомнил: «Зал чисто убран и декорирован. На покрытых коричневой материей щитах литеры – “У.С.”. Эссеры заняли весь центр и правый сектор. Правее их только три эн-эса да несколько депутатов «национально-буржуазных групп: б. депутат Думы латыш Гольдман, сионист Ю. Бруцкус, в форме военного врача; эстонец Сельяма» 1191. Святицкий: «Ложи печати, правительства, дипломатов переполнены публикой. Хоры – тоже, они заняты красногвардейцами и матросами, явившимися почему-то с винтовками» 1192.

В зале появляется Ленин. Крупская размещает его на ступеньках: «ВИ не выступал. Он сидел на ступеньках трибуны, насмешливо улыбался, шутил, что-то записывал, чувствовал себя каким-то никчемным на этом собрании» 1193. Кедров – там же: «Ильич тотчас по приходе примостился на покатых, покрытых ковром ступеньках, невдалеке от трибуны, и в таком положении остается до конца собрания. Депутатам он не виден, так как от них отделяет его дощатая перегородка между рядами. В наиболее интересные моменты… Ильич неудержимо хохочет» 1194.

Вишняк и Бонч-Бруевич сажают его в ложу: «В левой от председателя ложе Ленин, сначала прислушивавшийся, а потом безучастно развалившийся на кресле и вскоре исчезнувший» 1195. «ВИ сел в кресло, – подтверждал Бонч-Бруевич. – Он волновался и был мертвенно бледен, как никогда. В этой совершенно белой бледности лица и шеи его голова казалась еще большей, глаза расширились и горели стальным огнем… Он сел, сжал судорожно руки и стал обводить пылающими, сделавшимися громадными глазами всю залу от края и до края ее» 1196.

Для Ленина, по его собственным словам, это был «тяжелый, скучный и нудный день в изящных помещениях Таврического дворца. Который и видом своим отличается от Смольного приблизительно так, как изящный, но мертвый буржуазный парламентаризм отличается от пролетарского, простого, во многом еще беспорядочного и недоделанного, но живого и жизненного советского аппарата. Там, в старом мире буржуазного парламентаризма, фехтовали вожди враждебных классов и враждебных групп буржуазии» 1197.

Раскольников: «Слово к порядку дня получает правый эсер Лордкипанидзе. Поднявшись на ораторскую трибуну, он, спеша и волнуясь, словно боясь, что его сейчас лишат возможности говорить, гневно заявляет:

– Мы считаем, – заканчивает он, – что выборы председателя должны идти под председательством старейшего» 1198.

Вишняк: «“Старейшим” фактически был Е. Е. Лазарев. Но по предварительному соглашению им оказался С. П. Швецов». Стенографический отчет сухо отмечает: «Шум слева. Голоса: “Долой”. “Самозванец”. Продолжительный шум и свист слева» 1199. «Видя, что Швецов всерьез собирается открыть заседание, мы начинаем бешеную обструкцию: кричим, свистим, топаем ногами, стучим кулаками по тонким деревянным пюпитрам. Когда все это не помогает, мы вскакиваем со своих мест и с криком “долой!” кидаемся к председательской трибуне. Правые эсеры бросаются на защиту старейшего. На паркетных ступеньках трибуны происходит легкая рукопашная схватка… Вдруг рядом с осанистым рыхлым Швецовым на председательском возвышении вырастает узкоплечий и худощавый Свердлов в черной кожаной куртке. С властной уверенностью берет он из рук оторопевшего старца светлый никелированный колокольчик и осторожным, но твердым жестом хладнокровно отстраняет Швецова».

Святицкий продолжал: «Но тут начинает неистовствовать другая половина депутатов – эсеры. Несколько минут Свердлов не может начать говорить. Он резко трясет колокольчиком. Наконец, шум стихает, и Свердлов торжественно звенящим голосом объявляет от имени ВЦИК Учредительное собрание открытым. Он зачитывает принятую ВЦИК Декларацию прав трудящихся и гражданина и предлагает Учредительному собранию обсудить эту декларацию, затем принять ее или отвергнуть» 1200. Большинство отказалось поставить Декларацию на обсуждение.

Вишняк: «Ленин шлет записку в большевистскую фракцию. И точно по команде поднимается Скворцов-Степанов и предлагает пропеть Интернационал. Все встают. Поют. У левых и правых свои дирижеры. У с. – р-ов находящийся впереди Чернов, время от времени оборачивающийся лицом к депутатам и широкой жестикуляцией силящийся их вдохновить и увлечь. Поют, однако, далеко не все. На обоих флангах нестерпимо фальшивят».

Неудача ждала большевиков и левых эсеров при выборах председателя Собрания, они хотели видеть на этом посту Спиридонову. 244 голосами против 153 избрали Чернова. Вишняк, избранный секретарем Учредительного собрания: «Председатель занял свое монументальное кресло на эстраде над ораторской трибуной. Между ним и залом образовалось большое расстояние. И приветственная, основоположная речь председателя не только не преодолела образовавшегося “мертвого пространства”, – она даже увеличила расстояние между ним и Собранием… Речь вызвала общую неудовлетворенность у руководителей фракции и простодушное непонимание этой неудовлетворенности со стороны самого оратора… Но его голос и увещания терялись в гаме и выкриках. Многие его не слышали. Никто не слушал» 1201.

Эсеры не хотели прений, но они развернулись. «Проникновенно говорил Церетели, стараясь действовать на чувства слушателей, умалчивая о главном – о целях революции. От большевиков говорил И. И. Скворцов-Степанов, говорил четко и веско, с тем пафосом, который является только в исторические моменты высокого напряжения. Он снова и категорически настаивал на рассмотрении декларации ВЦИКа… Говорил меньшевик Трояновский и некоторые крестьяне. Наступала уже ночь, а конца заседанию не предвиделось. Левый сектор явно нервничал. Публика тоже» 1202.

«Это ужасно! – продолжал делиться ощущениями Ленин. – Из среды живых людей попасть в общество трупов, дышать трупным запахом, слушать тех же самых мумий “социального”, луиблановского фразерства, Чернова и Церетели, это нечто нестерпимое» 1203. Полагаю, только в этот момент Ленин принял окончательное решение о разгоне. На голосование поставили зачитанную Свердловым Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа, за которое было подано 146 голосов; за предложенную Черновым альтернативную повестку – 237 голосов.

Фракции большевиков и левых эсеров попросили объявить перерыв. У эсеров же было «заранее принято решение не устраивать никаких перерывов. В самом деле, устроим перерыв, разойдемся, а там уже нас не впустят обратно в зал, разгонят. Большинство отказало в перерыве. Тогда большевики и левые эсеры покинули заседание и удалились в свои фракционные комнаты для совещаний» 1204. Ленин собрал своих однопартийцев.