Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Тем не менее и отношение крестьянства – не столько к большевикам, сколько к Ленину – начинает меняться. «Крестьяне все больше – политика доходит и до самых темных слоев населения – интересуются, «КТО ТАКОЕ ЛЕНИН»; этот «полунемой вопрос, почти мычание, зафиксирован у многих наблюдателей – от есенинской Анны Снегиной до Пришвина в его записных книжках, – пишет Данилкин. – Ленина теперь уже не воспринимают как злосчастный курьез, случайность, временный феномен; ясно, что за большевиками, плохо ли, хорошо ли, но выполняющих мессианскую функцию, стоит именно он; что он теперь «царь» или даже «фараон», в библейском смысле; «отец наш», как обращаются к нему в коллективных письмах» 2273.

Подтверждающие отзвуки слышны, например, в воспоминаниях крестьянина Гаврилова: «В первые годы революции, когда крестьянство стонало от продразверстки, – деревня всю вину в этом валила на ВИ. После же перехода на новую экономическую политику отношение к имени Ильича сразу переменилось в его пользу. Все облегчения, благодаря которым деревня вздохнула более свободно, она приписывала влиянию и разуму одного только Ленина… Имя Ильича в народном сознании получило место наряду с былинными богатырями» 2274.

Нэп постепенно охватывал все сферы жизни. Разработка новой промышленной политики была поручена Смилге. В конце июня он представил свои предложения. «ВИ просмотрел эти тезисы и внес к ним несколько редакционных поправок. Тезисы эти были приняты единогласно президиумом Высшего совета народного хозяйства и легли в основу декрета о переводе промышленности на хозяйственный расчет» 2275.

Кардинальным образом меняли принцип снабжения и распределения. Рассказывал Халатов: «Декрет о трудовом пайке от 30 апреля 1921 года… был проработан под непосредственным руководством ВИ. “Когда речь идет о распределении продовольствия, думать, что нужно распределить только справедливо, нельзя, а нужно думать, что это распределение есть метод, орудие, средство для повышения производства”. В этих словах Ильича была выражена полностью вся наша распределенческая политика периода 1921–1922 годов» 2276.

– Нужно, чтобы республика на собранные ею хлебные излишки содержала лишь то, что необходимо для производства, – доказывал Ленин. – Всех предприятий нашей промышленности мы содержать не можем, но нам это и не нужно: это значило бы хозяйничать расточительно. Восстановить крупную промышленность целиком мы не можем; значит, надо из нее выделить то, что лучше оборудовано, что обещает большую производительность, и только это надо содержать… Если мы считали в 1920 г. на содержании государства 38 млн. человек, то теперь мы ту цифру сократили до 8 миллионов.

От рычагов экономической политики стали оттеснять теоретиков и практиков «военного коммунизма», в первую очередь, Ларина. Ленин писал Кржижановскому: «Опасность от него величайшая, ибо этот человек по своему характеру срывает всякую работу, захватывает власть , опрокидывает всех председателей, разгоняет спецов , выступает ( без тени прав на сие ) от имени “партии” и т. д. На Вас ложится тяжелая задача подчинить, дисциплинировать, умерить Ларина». Не понятно, правда, зачем надо было Ларина несколько лет держать у руля экономической политики страны.

Спекуляцию Ленин объявил допустимой. «Свобода торговли есть капитализм, капитализм есть спекуляция, закрывать глаза на это смешно. Как же быть? Объявить спекуляцию безнаказанной? Нет. Надо пересмотреть и переработать все законы о спекуляции, объявив наказуемым… всякое хищение и всякое уклонение , прямое или косвенное, открытое или прикрытое, от государственного контроля, надзора, учета … Мы и добьемся того, чтобы направить неизбежное, в известной мере, в необходимое нам развитие капитализма в русло государственного капитализма» 2277.

Партия была в шоке от нэпа. Как замечал Виктор Серж, в ней царила «мучительная растерянность. Ради чего мы пролили столько крови, принесли столько жертв? – с горечью вопрошали себя бойцы Гражданской войны. Им не хватало одежды, сносного жилья, средств, а все становилось объектом торговли, чувствовалось, что побежденные было деньги снова станут всемогущим властелином» 2278.

Масло в костер внутрипартийного недовольства подливали комментарии из-за рубежа. «Начинается “спуск на тормозах” от великой утопии к трезвому учету обновленной действительности и служению ей… Ангел революции тихо отлетает из страны» 2279, – писал “сменовеховец” Николай Устрялов в статье «Путь термидора». Уинстон Черчилль утверждал: «Он низверг то, за что зверски казнил многих не веривших. Как оказалось, в конце концов, правы были они» 2280.

Теперь Ленину предстояла борьба за защиту нэпа от партии. 9 апреля он выступал на партактиве Москвы и области. «Колонный зал Дома союзов был переполнен, люди сидели даже в проходах, – вспоминал нефтяник Борис Григорьевич Скундин. – Мне с трудом удалось пробраться на сцену и сесть, по примеру других, прямо на пол. Осталась свободной только узкая полоска перед президиумом. ВИ во время доклада медленно ходил по этой полоске. Ленин изложил смысл и причины изменений в экономической политике. Все слушали его доклад с глубоким вниманием, затаив дыхание… Интерес, который был вызван и темой доклада, и самим докладчиком, характеризуется отчасти и тем, что докладчику было подано более 100 записок» 2281.

Ленин убеждал сомневавшуюся и сопротивляющуюся партию в том, что он вовсе не собирался отпускать все вожжи и пускать экономику на самотек и отказываться от социалистических принципов. Нэп вызван не каким-то его предпочтением, а крайней нуждой, безвыходным положением. Продовольственный налог – не конечная цель сама по себе, а «переходная мера». «Дальнейший переход неминуемо состоит в том, чтобы наименее выгодное и наиболее отсталое, мелкое, обособленное крестьянское хозяйство, постепенно объединяясь, сорганизовало общественное, крупное земледельческое хозяйство».

– Мы нисколько не закрываем глаза на то, что свобода торговли означает в известной мере развитие капитализма, и говорим: этот капитализм будет под контролем, под надзором государства. Если рабочее государство пробрело в свои руки фабрики, заводы и железные дороги, нам не страшен этот капитализм 2282.

Ленин пишет брошюру «О продовольственном налоге». Здесь он впервые использовал термин «военный коммунизм» для описания всей своей предшествовавшей экономической политики, диалектически охарактеризовав ее и как вынужденную, и как во многом ошибочную. «Продналог есть одна из форм перехода от своеобразного «военного коммунизма», вынужденного крайней нуждой, разорением и войной, к правильному социалистическому продуктообмену» 2283.