Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Диктовки в основном были засекречены для членов Политбюро, но они совершенно не были секретом для семьи Ленина и его секретариата. «Сотрудники небольшого Секретариата СНК и СТО с огромным волнением ожидали каждый раз возвращения М. А. Володичевой или меня от ВИ, – писала Фотиева. – Иногда после нашего возвращения от ВИ в Секретариат приходила Надежда Константиновна или Мария Ильинична, чтобы прочесть то, что он продиктовал, и поделиться своими впечатлениями о его самочувствии» 2605.

Мог ли секретариат Ленина затеять собственную игру (вместе с его женой и сестрой или без них)? Секретариат был вполне себе политизированным. Это не были тихие и незаметные стенографистки. Характеристику его ключевым сотрудницам дал Бажанов, который сам займет пост технического секретаря Политбюро: «Из двух секретарш Ленина главная и основная – Мария Игнатьевна Гляссер. Она секретарша Ленина по Политбюро, Лидия Фотиева – секретарша по Совнаркому. Вся Россия знает имя Фотиевой – она много лет подписывает с Лениным все декреты правительства. Никто не знает имени Гляссер – работа Политбюро совершенно секретна. Между тем все основное и важное происходит на Политбюро, и все важнейшие решения и постановления записывает на заседаниях Политбюро Гляссер… Гляссер секретарствует на всех заседаниях Политбюро, пленумов ЦК и важнейших комиссий Политбюро. Это маленькая горбунья с умным и недобрым лицом. Секретарша она хорошая, женщина очень умная». К Сталину относится плохо, «не делает никаких попыток перейти к нему на службу» 2606. И, конечно, секретари в общении с Лениным, не ограничивались одними диктовками. Как подтверждала Гляссер, «пользуясь правом диктовать, он, под видом диктовки, вызывал секретаря и давал различные поручения» 2607.

В каком виде существовали диктовки, и в каком виде они дошли до нас? Оригиналы могли существовать только в виде стенографических записей секретарш. Известна только одна, написанная рукой Аллилуевой стенограмма диктовки от 23 декабря. Механизм бумагооборота, достаточно уникальный, тоже подробно описан секретарями. Володичева поведает в 1929 году: «Все статьи и документы, продиктованные В. И. Лениным за период времени с декабря 1922 г. (20-е число) до начала марта 1923 г., переписывались по желанию В. И. Ленина в пяти экземплярах, из которых один он просил оставлять для него, три экземпляра – Надежде Константиновне и один – в свой секретариат (строго секретно)… Черновики копий мною сжигались. На запечатанных конвертах, в которых хранились, по его желанию, копии документов, он просил отмечать, что вскрыть может лишь В. И. Ленин, а после его смерти Надежда Константиновна» 2608. Фотиева подтверждала такую схему работы 2609.

Значит, какие-то экземпляры диктовок, тем более что большинство из них не были секретными, должны были оседать у Крупской и в секретариате Ленина. Однако в архивах их нет, или, во всяком случае, исследователям они недоступны, а в Полном собрании сочинений наиболее существенные и резонансные тексты приведены по неподписанным машинописным копиям.

Но вернемся в 23 декабря 1922 года, к первой диктовке Ленина: «Я советовал бы очень предпринять на этом съезде ряд перемен в нашем политическом строе… В первую голову я ставлю увеличение числа членов ЦК до нескольких десятков или даже до сотни». Это нужно было «для поднятия авторитета ЦК, и для серьезной работы по улучшению нашего аппарата, и для предотвращения того, чтобы конфликты небольших частей ЦК могли получить слишком непомерное значение для всех судеб партии». Кроме того, Ленин предлагал «придать законодательный характер на известных условиях решениям Госплана, идя в этом отношении навстречу тов. Троцкому, до известной степени и на известных условиях». Благодаря этим мерам устойчивость партии «выиграла бы в тысячу раз», что облегчило бы ее «борьбу среди враждебных государств, которая, по моему мнению, может и должна сильно обостриться в ближайшие годы» 2610.

Эта диктовка сразу стала широко известна. Записка Фотиевой на имя Каменева от 29 декабря: «Т. Сталину в субботу 23/XII было передано письмо ВИ к съезду, записанные Володичевой. Между тем, уже после передачи письма выяснилось, что воля ВИ была в том, чтобы письмо это хранилось строго секретно в архиве, можно (так в тексте. – В.Н .) быть распечатано только им или Надеждой Константиновной и должно быть предъявлено кому бы то ни было лишь после его смерти». Фотиева просила никому не сообщать об оплошности. Каменев на этом же листке написал письмо Сталину, предложив ознакомить с заявлением Фотиевой «тех членов ЦК, которые узнали содержание письма ВИ (мне известно, что с содержанием его знакомы т. т. Троцкий, Бухарин, Орджоникидзе и ты)» 2611.

На следующий день – 24 марта – Ленин проснулся в хорошем настроении, заявив врачам, что улучшение достигнуто потому, что накануне ему «дали возможность продиктовать то, что он считал нужным». Просил разрешить продолжить диктовку, но доктора были категорически против. Тогда Ленин поставил им ультиматум: «или ему будет разрешено диктовать стенографистке, хотя бы в течение короткого времени ежедневно, или он совсем откажется лечиться». Не шутил 2612.

У Сталина собрался консилиум с участием Ферстера, Крамера, Кожевникова, Каменева, Бухарина и хозяина кабинета. Было принято решение: «1. ВИ предоставляется право диктовать ежедневно 5–10 минут, но это не должно носить характер переписки и на эти записки ВИ не должен ждать ответа. Свидания запрещаются. 2. Ни друзья, ни домашние не должны сообщать ВИ ничего из политической жизни, чтобы этим не давать материала для размышлений и волнений» 2613. Механизма претворения подобного решения в жизнь, естественно, не было и быть не могло.

Поэтому неудивительно, что такой режим соблюдался недолго. «Постепенно время для диктовки ВИ было увеличено до 20 минут в день, а затем до 40 минут в два приема, утром и вечером» 2614, – писала Фотиева. Ленин продолжал получать и отправлять политическую информацию. Все обычные материалы продолжали поступать в секретариат Ленина вплоть до 21 марта 1923 года.

Логинов полагает, что именно в тот день – 24 декабря – Крупская поведала Ленину о своем бурном конфликте со Сталиным 2615. Мария Ильинична писала, что Крупская, давно привыкшая всем делиться с Лениным, «совершенно непроизвольно, не желая того, могла проговориться… прибавив, что они со Сталиным уже помирились» 2616. Молотов был уверен, что Ленин писал «Письмо к съезду», уже зная о конфликте и под влиянием Крупской 2617.

Итак… около шести вечера Ленин уже на легальном основании пригласил Володичеву. Запись ее в дневнике дежурных секретарей: «Предупредил о том, что диктованное вчера (23.XII) и сегодня (24.XII) является абсолютно секретным» 2618. Ленин давал характеристики шести членам высшего руководства партии – Сталину, Троцкому, Зиновьеву, Каменеву и «молодым» – Бухарину и Пятакову. Почему-то члены Политбюро Рыков и Томский, а также кандидаты в члены ПБ Калинин и Молотов, в то время точно более влиятельные, чем зампред Госплана Пятаков, оценок не удостоились. Сохранившийся текст диктовок 24–25 декабря (как и завершающей части «Письма» от 4 января) машинописный, без следов редактирования. Тексты не были зарегистрированы в ленинском секретариате и архиве 2619.