Вячеслав Никонов - Ленин. Человек, который изменил всё [litres]

Ленин на баррикады, естественно, не ходил. Он теперь ежедневно появлялся в редакционной коллегии газеты «Новая жизнь». «И ни один из дежуривших шпиков не разу не полюбопытствовал – что это за личность, так усердно прячущая свой подбородок? Буколические были времена, и лев жевал траву рядом с ягненком». Впрочем, Ленин не был в розыске.

Интерес к «Новой жизни» был огромный. «Первый номер вечером продавался уже по три рубля, – писала Тэффи. – Брали нарасхват. Наши политические руководители торжествовали. Они приписывали успех себе. “Товарищи рабочие поддержали”. Увы! Рабочие остались верны “Петербургскому листку”, который печатался на специальной бумаге, особенно пригодной для кручения цигарки. Газетой интересовалась, конечно, интеллигенция. Новизна союза социал-демократов с декадентами (Минский, Гиппиус), а к тому же еще и Горький, очень всех интриговала… Нами начала интересоваться Москва. Прислал рассказ Валерий Брюсов. Минский получил письмо от Андрея Белого. Литературная часть газеты очень оживлялась».

И тут… появился. Он оставил неизгладимый след в памяти Тэффи: «Новый был некрасивый, толстенький, с широкой нижней челюстью, с выпуклым плешивым лбом, с узенькими хитрыми глазами, скуластый. Сидел, заложив ногу на ногу, и что-то решительно говорил Румянцеву. Румянцев разводил руками, пожимал плечами и явно возмущался…

– Помещение отличное, – прервал его Ленин. – Но не для нашей редакции. И как могло вам прийти в голову, что нашу газету можно выпускать на Невском. И какого роскошного швейцара посадили! Да ни один рабочий не решится пройти мимо такой персоны. А наши хроникеры! Куда они годятся! Хронику должны давать сами рабочие.

– А литературную критику, отчеты о театрах и опере тоже будут писать рабочие? – спросила я.

– Нам сейчас театры не нужны. Статей и отзывов ни о каком искусстве в нашей газете быть не должно…

– Пожалуй, и весь литературный отдел покажется вам лишним? – спросила я.

– Откровенно говоря, да. Но подождите. Продолжайте работать, а мы это все реорганизуем».

Реорганизация началась немедленно. «Явились плотники, притащили доски, разделили каждую комнату на несколько частей. Получилось нечто вроде не то улья, не то зверинца. Все какие-то темные углы, клети, закуты… В некоторых закутках не было ни стола, ни стула. Висела только лампочка на проводе. Появились в большом количестве новые люди. Все неведомые и все друг на друга похожие. Выделялись из них Мандельштам, умный и интересный собеседник, А. Богданов, скучноватый, но очень всеми ценимый. Каменев, любящий или, во всяком случае, признающий литературу…» 447.

Именно в эти дни Лев Борисович Каменев (Розенфельд), с которым Ленин познакомился еще в 1902 году и продолжил знакомство на III съезде, стал членом его команды. Несмотря на довольно молодой возраст – 22 года, Каменев уже имел репутацию теоретика. Родился в Москве, отец его был железнодорожным инженером. Окончил гимназию в Тифлисе, поступил на юридический факультет Московского университета, который так и не закончил, закружившись в революционной деятельности. «Каменев – …среднего роста, сухощавый, но крепко скроенный, с медленными движениями, холодный, сдержанный, взвешивающий свои слова, с резкими чертами бритого лица, с холодными, умными серыми глазами» 448. По словам Троцкого, Каменев «лучше многих других большевиков схватывал общие идеи Ленина, но только для того, чтобы на практике давать им как можно более мирное истолкование» 449.

Приехавший из Флоренции Луначарский делился впечатлениями о работе в газете: «ВИ чувствовал себя вообще чрезвычайно возбужденным, бодрым и был в самом боевом настроении» 450. Именно в «Новой жизни» Ленин впервые лично встретился с Горьким, как утверждала его супруга Мария Федоровна Андреева (Юрковская) 451.

Первая легальная статья Ленина вышла уже 10 ноября. «Условия деятельности нашей партии коренным образом изменяются. Захвачена свобода собраний, союзов, печати». Конспиративные структуры должны быть сохранены, но надо активнее использовать легальные и полулегальные околопартийные организации, шире вливать в партийные ряды пролетариев. «Теперь инициатива самих рабочих будет проявляться в таких размерах, о которых мы, вчерашние консерваторы и “кружковики”, не смели мечтать» 452.

В редколлегии быстро назрел раскол. Луначарский писал: «Большевистская часть редакции постепенно пришла к совершенно ясному пониманию, что запрячь “большевистского коня” в одну колесницу с полудекадентской “трепетной ланью” никак “не можно”. В результате произошел ряд конфликтов» 453. Тэффи раскрывала смысл конфликта: «Критическую статью Антона Крайнего (З. Гиппиус) на литературную тему не напечатали. Отчет о театре, о новой пьесе, тоже не поместили.

– Почему?

– Ленин говорит, что это не должно интересовать рабочего читателя, который литературой не интересуется и в театры не ходит.

Спросила у Ленина.

– Да, это верно. Сейчас не время.

– Но ведь нашу газету читают не только рабочие.

– Да, но те читатели нам неинтересны.

– А не думаете ли вы, что если вы совсем устраните всю литературную часть газеты, то она потеряет много подписчиков? А это будет для вас материально невыгодно. Кроме того, если газета превратится в партийный листок, ее, наверное, скоро прихлопнут…

– Ничего. Это дело провалится, надумаем другое».

Конец популярного издания был довольно предсказуем. «Румянцев сказал, что Ленин требует порвать соглашение с Минским, завладеть газетой целиком и сделать ее определенно органом партии, – продолжала рассказ Тэффи. – Румянцев протестовал, находя это неприличным. Газета разрешена на имя Минского, он – ответственный редактор. Какое же мнение будет о нас в литературных кругах!

– На ваши литературные круги мне наплевать, – отвечал Ленин. – У нас царские троны полетят вверх ногами, а вы толкуете о корректном отношении к каким-то писателям…

Он напечатал в “Новой жизни” статью, которая всех перепугала. Насколько помню, это было что-то о национализации земли. Минскому было сделано предостережение. Он пришел в редакцию очень расстроенный.

– Я ответственный редактор, а вы меня оставляете в полном неведении о помещаемых вами статьях. Еще одна такая, и мне грозит ссылка…

И в ответ на эту законную тревогу послышалось подхихикиванье:

– Ничего, не беда! Климат в Сибири здоровый. Это ему даже, хи-хи, полезно».

Минский предпочел не следовать полезному совету Ленина, а бежал в Англию. После чего «вся наша литературная группа решила из газеты уходить. Попросили вычеркнуть наши имена из списка сотрудников» 454.

26 ноября был арестован Хрусталев-Носарь. Заменил его Троцкий. 2 декабря Совет выпустил манифест с призывом отказаться от уплаты казенных платежей. 3 декабря за напечатание этого манифеста было закрыто восемь газет, в том числе и «Новая жизнь». И в тот же день правительство решило разогнать Петербургский Совет. В эти дни Ленин напоминал Луначарскому «капитана на палубе судна, окруженного громовыми тучами и начинающего метаться на гребне крепнущих волн».