Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

Он вынул из кармана Библию и прочитал главу из Апокалипсиса, заканчивающуюся словами: «И дам ему звезду утреннюю». А дальше продолжил своими словами, по памяти:

— Сидящий на престоле держал книгу, запечатанную семью печатями, которую не мог раскрыть никто, кроме Агнца, обреченного на заклание. И когда Агнец снял с этой книги печати, ангелы вострубили в трубы, и появились четыре всадника. Первый сидел на белом коне, и в руках у него был лук, а на голове — венец. Второй всадник восседал на рыжем коне, и дано ему было взять мир с земли, оставив на ней только вражду. У третьего был конь вороной, а в руке он держал меру. Четвертый всадник, имя которому Смерть, сидел на коне бледном.

— Сегодня ночью я видел этих всадников, — объявил пророк. — Кони у них были с львиными головами и изрыгали огонь, дым и серу. Настал великий день гнева Господня. Ступайте же к себе, пока не поздно, и покайтесь, уповая на милость Божью, которая воистину беспредельна. А не то горе тебе, народ Уэльса, гореть тебе в геенне огненной!..

Следующая ночь началась лучше, чем первая. Ветер утих, и мы с Цинтией перед сном погуляли по парку, озаренному ярким лунным сиянием, после чего мои мысли потекли в более приятном направлении, чем вчера.

Цинтия рассказывала мне о своем детстве. И хотя рассказ ее был не слишком веселым, я воспринял это как доброе предзнаменование. Если кто-то хочет завязать теплые дружеские отношения с представителем другого пола, он непременно старается поведать этому человеку о своем прошлом, довериться ему и таким образом вызвать на взаимную откровенность.

Заснул я сразу и проспал до часу ночи. Проснулся от громких мужских и женских голосов, доносившихся из коридора. Там шел оживленный разговор. Это возмутило меня до глубины души.

«Какое свинство, — подумал я, — устраивать народные гулянья именно перед моей дверью. Тогда как цейлонцы, например, считают грехом разбудить даже спящую собаку. Лучше бы я поехал на Цейлон».

О том, чтобы снова заснуть, не могло быть и речи. Голоса становились все громче и беспокойнее. Говорили, видимо, по-валлийски: я не понял ни слова.

Я поднялся и, второпях одевшись, вышел в коридор. Неподалеку от моей двери стоял уже знакомый мне Джон Гриффит в компании двоих таких же, как он, ряженых великанов и двух молодых служанок, на которых было значительно меньше одежды. На этот раз Джон Гриффит не производил такого устрашающего впечатления — в расстегнутом средневековом камзоле, из-под которого виднелась ночная рубаха, он скорее сам выглядел испуганным. У его сотоварищей в руках были алебарды, которые они держали остриями вниз, будто собираясь мести ими пол.

— Что тут происходит? — спросил я.

Они посмотрели на меня и, ничего не ответив, продолжали дальше болтать по-валлийски. Потом дружно повернулись и двинулись по коридору.

Я — за ними. Мною все сильнее овладевало страшное беспокойство.

Мы остановились в большом, довольно скудно обставленном зале и прислушались. Откуда-то издалека доносились странные звуки. Как будто кто-то молился, протяжно, нараспев. Джон Гриффит повернулся ко мне:

— Сэр, этот человек до сих пор говорил по-английски, но теперь я его перестал понимать. Может быть, вы сумеете понять, чего ему надо?

Я обратился в слух и сразу же уловил знакомый текст:

— Panem nostrum quotidianum da nobis hodie. Et dimitte nobis debita nostra… [9] «Хлеб наш насущный даждь нам днесь и остави нам долги наша…» (лат.)

Неизвестный читал по-латыни «Отче наш».

— Кто это здесь служит мессу? — спросил я.

— Служит мессу? — в ужасе вскричала одна из девушек и перекрестилась. Уэльские методисты до сих пор считают католицизм творением дьявола.

— И вот так сегодня всю ночь, — сказал Гриффит. — Молится, стонет, кряхтит. А недавно еще и пел. Вот это…

И он довольно точно воспроизвел мотив «Марсельезы».

— Но кто же это?

— Понятия не имею. Мы его всюду ищем и не можем найти.

Внезапно послышались приближающиеся шаги. Девушки, взвизгнув от страха, бросились в дальний угол зала. Оба стражника направили на дверь свои алебарды.

Дверь открылась — и стремительно вошла Цинтия. На ней был костюм для верховой езды, в руках — револьвер. Судя по выражению ее лица, она явно упивалась ролью неустрашимой амазонки.

— Руки вверх! — вскричала она.

Мы подняли руки. Узнав нас, Цинтия покраснела и смущенно извинилась.

— Вы тоже слышали? — спросила она. — Что вы об этом думаете?

Гриффит поделился с ней своими впечатлениями. Цинтия задумалась, уставившись в пол.

— Странно. Поет «Марсельезу» и молится. Это что-то новенькое в нашей семейной хронике. Такого еще не бывало. Весьма необычные мотивы для фольклора Северного Уэльса. Во всяком случае, это надо взять на заметку.

Снова послышались торопливые шаги. В зал ворвался запыхавшийся молодой слуга и объявил:

— Он в библиотеке. Совершенно точно, в библиотеке.

Мы двинулись в сторону библиотеки. Гриффит, а за ним и все остальные в нерешительности остановились перед массивной дубовой дверью. Все-таки есть в закрытой двери что-то пугающее.

Теперь мы уже совершенно отчетливо слышали ночной голос:

— И когда Агнец снял с этой книги печати, ангелы вострубили в трубы, и появились четыре всадника. Первый сидел на белом коне, и в руках у него был лук, а на голове — венец…

Голос был какой-то гнусавый, с металлическими интонациями, но при этом — с ярко выраженным валлийским акцентом. Так швабы говорят по-венгерски: вместо «б» произносят «п», вместо «д» — «т», да к тому же еще шепелявят, как уэльские крестьяне.

— Это же Пирс Гвин Мор! — вскричал Гриффит.

И в самом деле, это была речь пророка, которую я слышал утром.

— Не может быть, — произнес стражник. — Все ворота на запоре, он никак не мог проникнуть в замок.

— О Господи, — сказала одна из девушек, — да ведь дух может проникнуть и через замочную скважину.

— Ну при чем здесь дух, ведь старый Пирс еще жив, — возразила вторая.

— А что, если это его двойник? С моим дядей однажды произошел такой случай. Он спокойно спал у себя в постели, а в это время его двойник напился в корчме «Элефант», и на другой день дяде прислали счет.

— Давайте все-таки войдем, — предложил я, уже догадываясь, в чем дело.

Но лишь мы с Цинтией отважились войти в библиотеку, остальные продолжали в нерешительности топтаться в коридоре. Как только мы зажгли свет, голос сразу умолк. Я поглядел на Цинтию: у нее был слегка испуганный, но очень торжественный вид.

— Приближается великое мгновение, — сказал я. — Нам предстоит стать свидетелями рождения новой семейной легенды.

Мы тщательно обыскали библиотеку, заглянули за все шторы. Тем временем к нам постепенно присоединились и остальные, но поиски не дали никаких результатов. Возмутитель спокойствия затаился и уже с полчаса не давал о себе знать. Тогда я решил пуститься на хитрость.