Антал Серб - Призраки замка Пендрагон. Ожерелье королевы

И мы поехали в «Гросвенор хауз». Шикарный «деляж», украшенный фамильным гербом Пендрагонов, произвел должное впечатление на обслуживающий персонал гостиницы, и нас встретили с поистине королевскими почестями.

Осборн подошел к стойке портье и чинно осведомился, где можно найти миссис Роско.

— Миссис Роско вчера уехала, — почтительно ответил старик с седыми бакенбардами.

— Какая жалость. А куда?

— Минутку, сейчас посмотрю, — и он начал листать регистрационный журнал.

Но в это время подошел другой служащий и, грубо оттолкнув старика, заявил:

— Миссис Роско не сказала, куда уезжает.

Он явно получил указание не выдавать местонахождение Элен.

Мы несолоно хлебавши направились к выходу. Когда швейцар распахнул перед нами дверь, Лина внезапно вскричала:

— Ну и дураки же мы!

— Что такое? — опешил я.

— Я догадалась, в чем дело. Вот слушайте: мы считали, что нас с Осборном заманили в ловушку чтобы сбить со следа. Но тогда непонятно, зачем выманили из Ллэнвигана вас и Цинтию. А ведь здесь прямая связь. Нас лишили свободы передвижения, чтобы мы не выведали, что они отправляются в Ллэнвиган, а вас в то же время выманили оттуда, чтобы вы не увидели, как они туда приедут. Спрашивается: зачем им все это понадобилось? Совершенно ясно, что они задались целью встретиться с графом Гвинедом без свидетелей.

— Это ужасно! — вырвалось у меня.

— Пока еще ничего ужасного не произошло. Мы знаем, что полчаса назад граф пребывал в полном здравии и спокойно работал в своей лаборатории. Обожаю людей, которые работают в своих лабораториях… Но я отвлеклась. Короче, если мы сейчас же тронемся в путь, то еще до полуночи будем в Ллэнвигане.

Эта мысль показалась нам весьма здравой. Мы тотчас сели в машину и помчались в сторону Ллэнвигана. И в полдвенадцатого уже были на месте.

Весь замок спал, и пришлось долго стучать в дверь, прежде чем нас наконец впустили. Мы попросили Роджерса доложить графу о нашем прибытии.

— Весьма сожалею, но это никак невозможно, — сказал дворецкий. — Граф принял снотворное, лег и строго-настрого велел не беспокоить его, что бы ни случилось. Соблаговолите понять меня правильно и не заставляйте искушать судьбу. Я рискую потерять место…

Зная несговорчивость Роджерса, мы не стали настаивать и решили отложить разговор с графом до утра.

Дворецкий уже отправился было восвояси, когда Осборн окликнул его, осененный внезапной идеей:

— Послушайте… а к графу приходил кто-нибудь в мое отсутствие?

— Только патер Дэвид Джонс.

— И больше никто?

— Нет, сэр.

Я отправился в свою комнату и лег в уже привычную антикварную кровать времен королевы Анны. Эта комната постепенно стала моим домом. Беспокойным домом. Где-то у меня над головой плавали гигантские амбистомы. В нескольких метрах от моего окна находился балкон, с которого упал Мэлони. А неподалеку от замка, вероятно, снова скакал полночный всадник с факелом. Я чувствовал себя в этой комнате как солдат в окопе. Хотелось поглубже зарыться в одеяло, забыть обо всем…

Раздался стук в дверь, и вошел Осборн.

— Простите за вторжение. Вы знаете, что Роджерс солгал нам?

— Не может быть.

— Да-да. Я сразу догадался. Старик избегал смотреть мне в глаза. Я растолкал Гриффита и все выведал. Оказывается, к дяде дважды приезжала на машине какая-то дама. Судя по описанию, это была миссис Роско. Первый раз — рано утром, но графа не было дома. Он не ночевал в замке и появился только вечером. Дама приехала вечером и, представьте себе, он ее не принял.

— Не принял? Так ведь это великолепно! Значит, над нами больше не висит дамоклов меч.

— Как знать, как знать… Вряд ли Морвин и его шайка так легко откажутся от своих планов. От них можно ждать любой пакости, и надо постоянно быть начеку. Хорошо, что с нами Лина. Она такая практичная и находчивая…

Мы пожелали друг другу спокойной ночи, и Осборн ушел. Для меня эта ночь была не самой спокойной. Мне снилась Цинтия — то в лапах у Морвина, то в когтях амбистом.

Утром граф спустился к завтраку. Лина запаздывала. Ожидая ее, мы не теряли времени, поведав графу о наших приключениях. Он слушал нас с безучастным видом и, казалось, был поглощен своими мыслями. Внезапно мне вспомнилась история об украденном ребенке. На душе стало муторно и в сердце вполз липкий парализующий страх.

— Дядя, куда уехала Цинтия? — спросил Осборн.

— Цинтия? — рассеянно переспросил граф. — Цинтия уехала в Лондон. Она получила телеграмму от герцогини Варвик. Тетя заболела и хотела бы, чтобы Цинтия поухаживала за ней. Кажется, у нее разыгралась подагра.

Осборн вскочил с места.

— Я сейчас же позвоню тете Дорис. Боюсь, что во всем этом нет ни слова правды.

И он опрометью выскочил из столовой.

В это время появилась Лина, одетая с таким поразительным безвкусием, на какое способны только коренные берлинцы.

Граф встретил ее с той холодной вежливостью, которая помогала ему держать любого собеседника на почтительном расстоянии, строго определяя границы дозволенного. Манеры графа явно покоробили простодушную Лину.

— Вы ужасно напоминаете мне моего покойного дядюшку Отто, — заявила она.

— Вот как?

— Да-да, просто один к одному. Он тоже, разговаривая с человеком, всегда глядел поверх его головы, как будто высматривал мух, которые ползают по стенке. Ужасно противная манера.

Граф ошеломленно уставился на нее, не веря своим ушам.

— Вот так-то лучше, — кивнула Лина. — А что, у вас вполне осмысленный взгляд. Вообще, как я вижу, ваша семья довольно интеллигентная. Мне-то всегда казалось, что в таких древних аристократических семьях все с придурью.

— Пусть Осборн покажет вам наш парк. Надеюсь, вы оцените его по достоинству, — промолвил граф и уткнулся в свою чашку.

Вошел Осборн, бледный как мел.

— Плохо дело. У тети Дорис не было приступа подагры.

— Дай Бог ей здоровья, — сказала Лина.

— Короче говоря, кто-то отправил Цинтии эту телеграмму от ее имени. Цинтия приехала к ней позавчера вечером, переночевала и рано утром уехала, сказав, что возвращается домой. Это было вчера. И до сих пор ее нет.

Я посмотрел на графа. Граф потер лоб.

— Где же она может быть? — спросил он бесцветным голосом. У него явно было столько забот, что новые неприятности уже не могли причинить ему особого огорчения.

После завтрака Осборн увел Лину в парк показывать чудеса местной флоры, а я вышел на террасу, закурил и начал прохаживаться из угла в угол, обуреваемый мрачными предчувствиями. Там меня и застал патер Дэвид Джонс.

— О, доктор, какое счастье, что я вас встретил. Мне необходимо с вами поговорить. У вас такой светлый ум.

Он схватил меня под руку и с видом заговорщика потащил куда-то в самый дальний угол парка.