Олег Суворов - Орден Казановы

И вот теперь уже профессор Винокуров читает лекции новому поколению студенток, сам при этом не понимая, чего ему больше хочется: вернуться во времена собственной молодости или вновь стать молодым?

Дождавшись, пока аудитория окончательно опустеет, Денис Васильевич устало вышел в коридор и, продолжая пребывать во власти воспоминаний, медленно дошёл до мраморной лестницы — именно здесь его когда-то окликнул нежный и застенчивый девичий голос...

Что за нелепость, как не стыдно! Но почему вдруг заныло сердце, и затуманились глаза? Дома его ждёт любящая и красивая молодая жена, а он, старый осёл, стоит в опустевшем коридоре и ностальгирует о той, которая уже давно в могиле.

Когда позади него послышались лёгкий стук каблучков и шелест женского платья, Денис Васильевич мгновенно ощутил столь неистовое волнение, что ему стало страшно за собственное сердце. Нет, он был инстинктивным материалистом и никогда не верил в призраки, однако если бы его сейчас вновь окликнул тот самый, давно умолкший голос, то с ним бы наверняка сделался обморок.

— Здравствуйте.

Голос был юный, женский, но, увы, — не тот!

Денис Васильевич порывисто обернулся, однако его волнение ничуть не уменьшилось — перед ним стояла юная фрейлина, недавно подарившая ему совершенно незабываемый поцелуй в одном из полутёмных залов Зимнего дворца. Сейчас на ней были не открытый бальный наряд, а сильно приталенное платье из тёмно-синего бархата и элегантная шляпка с вуалью. Глядя на её точёную фигурку, легко было понять, что самая соблазнительная пещь на свете — это стройность!

— Здравствуйте, Денис Васильевич, — повторила девушка, с напряжённой улыбкой, — вы меня узнаете?

Точно такой же вопрос тогда задала ему и Надежда! Кстати, если сейчас его назвали по имени-отчеству, то, следовательно, на этот раз искали именно его, а не Гурского, радостно сообразил Винокуров.

— Конечно, узнаю, сударыня, — слегка откашлявшись, отвечал Денис Васильевич. — Совсем недавно вы осчастливили меня приглашением на мазурку и... — Он не сказал, а подумал «невероятно сладостным поцелуем», но девушка и без слов поняла его мысль, отчего смущённо засмеялась. — ...И мне было очень жаль, что вы тогда так быстро убежали.

— Простите.

— О нет, вам совершенно не за что извиняться. Я очень рад нашей новой встрече, однако что побудило вас разыскать меня? Вы хотите, чтобы я о чём-то попросил Макара Александровича Гурского?

— Вы правильно догадались. Давайте отойдём к окну, чтобы не стоять на проходе.

Денис Васильевич хотел было предложить юной даме выйти на Невский, чтобы зайти в какое-нибудь кафе или кондитерскую, но его остановило лукавое воспоминание об однажды подаренном поцелуе, тем более что в данный момент институтский коридор был абсолютно пуст!

— Для начала позвольте представиться, — заговорила девушка, внимательно глядя на своего собеседника широко раскрытыми зеленовато-карими глазами. — Елизавета Николаевна Васильчикова, фрейлина двора Её Императорского Величества.

— Очень приятно, профессор Винокуров.

— Я знаю, — фыркнула Елизавета Николаевна, но тут же постаралась вернуть себе серьёзный вид и продолжала: — Моя родная тётка — Тамара Антоновна Новосильцева — много лет была замужем за одним из видных членов нынешней Государственной думы. К сожалению, этот человек оказался большим негодяем, и я даже не хочу называть его имени. Год назад они всей семьёй уехали в Италию, где муж ухитрился отобрать у неё детей, а её саму засадить в сумасшедший дом! Ни один из родственников ничего об этом не знал, поэтому и помочь моей бедной тётушке было некому. В этом году ей наконец-то удалось выбраться из Италии и вернуться в Петербург. Она не собирается мстить мужу, но совершенно не может жить без своих обожаемых детей — пятилетней девочки и восьмилетнего мальчика. Кто-то из друзей посоветовал ей написать письмо барону Будбергу [23] Главный управляющий канцелярией по принятию прошений на высочайшее имя. с просьбой о пересмотре её дела. Однако этот путь долог, да и результаты пересмотра непредсказуемы. Поэтому она мечтает, чтобы за неё похлопотал кто-нибудь из самых влиятельных членов императорской фамилии. А поскольку ваш друг Гурский состоит в близких отношениях с великим князем Александром Михайловичем, я решила обратиться непосредственно к нему, но по счастливой случайности встретила вас... — И девушка столь замечательно улыбнулась, что Денис Васильевич одна не рас гаял от умиления.

— Разумеется! — с давно забытой пылкостью воскликнул он. — Конечно же, я передам вашу просьбу Макару Александровичу и ни секунды не сомневаюсь в его положительном ответе. О, вы даже не знаете, какой это замечательный и отзывчивый человек!

— И когда вы передадите ему мою просьбу?

— Да прямо сейчас же и отправлюсь к нему в следственную часть!

— Благодарю вас.

— Не стоит, что вы... — Денис Васильевич смешался и хотел ещё что-то добавить, но тут в пустом и гулком коридоре раздались чьи-то громкие шаги. С такой бесцеремонной торопливостью могли грохотать только мужские сапоги, но никак не женские ботики. Винокуров с досадой обернулся и, к своему немалому изумлению, увидел приближающегося к ним Николишина. Тот был явно взволнован, имел самый мрачный вид и пальто нараспашку. — О чёрт, только его тут и не хватало!

— Это ваш знакомый?

— Хуже того — почти родственник.

— Ну, тогда я побежала...

— Постойте, — спохватился он, — опять вы исчезаете, точно «мимолётное виденье». А как же я вас найду, чтобы передать ответ Гурского?

— Не беспокойтесь, Денис Васильевич, я сама назначу место нашей следующей встречи. — И Елизавета Николаевна, одарив его прощальной улыбкой, принялась быстро спускаться по широкой мраморной лестнице.

Винокуров проводил её жадным взглядом, после чего, пребывая в крайне степени раздражения, порывисто обернулся навстречу Семёну.

— Ну, что тебе от меня надо?

Несчастный обманутый муж, прибежавший сюда прямо из синематографа, чтобы пожаловаться на коварную жену, обиженно скривил губы.

— Что это вы на меня так окрысились?

— Не вовремя ты явился, чёрт бы тебя подрал!

— Главная опасность для ныне существующего императорского строя — отнюдь не «красная», а «белая»! Эх, уважаемый Макар Александрович, да я спал бы спокойно, если бы существовала лишь «красная опасность» в лице прекраснодушных идеалистов вроде Толстого и Кропоткина, теоретических марксистов вроде Ленина и Плеханова, старых психопаток, вроде Брешко-Брешковской и Фигнер, не говоря уже об откровенных авантюристах типа Савинкова и Азефа. Увы, увы, увы! Если трону Романовых и суждено пасть, то он падёт отнюдь не по воле этих господ или вдохновляемых ими юношей-бомбистов. Нет-с, дорогой мой следователь, его могучие основания наподобие жучков-долгоносиков подточат носители аристократических фамилий и придворных званий, банкиры и промышленники, писатели и издатели, адвокаты и профессора, не говоря уже о других представителях интеллигенции, ныне живущих щедротами империи. Государь способен удовлетворить нужды рабочих и крестьян, а сыскная полиция в лице таких её представителей, как вы, уважаемый господин Гурский, в состоянии справиться с террористами. Однако совершенно напрасный труд пытаться угодить многочисленным претендентам в министры, революционерам, записанным в шестую книгу российского дворянства или оппозиционным бюрократам, воспитанным в лучших русских университетах. И если когда-нибудь случится нечто ужасное, в результате чего все эти господа окажутся в эмиграции и будут оплакивать на улицах разных европейских городим «доброе старое время», то я на собственные средства издам толстенный том, в котором будет описана вся противоправительственная деятельность русской аристократии и интеллигенции, чтобы посвятить его им!