Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Кто услышит? Кто? Воины палками стучат... кто услышит? — повторял он, опуская свою добычу на пол, удивляясь собственной страсти. Мало ли было девок, мало ли ему жены, ан поди ты, глянул на розовые лепестки, пробивающиеся на волю, подобные едва начинающей созревать ягоде, розовые на белом, и дух спёрло. И, поспешно раздвинув ноги, не слыша ни стука учебных мечей за домом, ни участившегося дыхания Софьи, всё ещё стискивающей коленями его рёбра, ни собственного всхлипа, провалился в жаркую глубину, всё полней, полней овладевая молодкой, а там и пролился мощно и безудержно, закрепляя своё право владения.

Через некоторое время лежал на спине, дожидаясь, пока сердце утихомирится, слушал глупые причитанья Софьи. Казалось, пора прогнать её, неуёмную болтушку, принявшуюся рассказывать о торговцах, о притеснениях в дороге, но девка снова удивила его.

— До чего же ты ловок, князюшка! — выговаривала ему в бок, прильнув крепенькими грудками, Софья. — Так пронял меня, сил нет подняться. А что далее будет? Пожалей, не терзай бедную.

Глеб не сразу понял, о чём она. Но когда рука ловкой девицы оплела его опавший орган, и тот, откликаясь на крепкую ласку, вновь знатно приподнялся, князь довольно хмыкнул.

Теперь уж она не сдерживала князя, маленькие пятки приникли к спине и, в такт сладкому безумию, ударяли сзади, добавляя слабые шлепки к скомканным вскрикам позабывшей стыд девицы и его довольному урчанию.

Прошлое многим кажется мёртвым, как сухие листья под ногами, но Киму куда проще дотянуться до прошлого, чем заглянуть в нерождённое.

Погрузившись в тишину, отрешившись от суеты, он принимал голоса и созерцал картины, связанные с его судьбой, с жизнью. И многое в дне нынешнем становилось понятным, как и неизбежность грядущих развязок, ибо всё зависит от прошлого, всё уходит корнями в старину.

В Итиле шептался наёмник с сухоньким седобородым старцем, и власть старца, легкотелого, с блёклыми глазами, подавляла волю отщепенца. Ким не знал, как они связаны, в чём вина наёмника, но видел: приказ старика — основа интриги. Он, сухощавый сановник, послал наёмника перехватить караван с невестой. И суть не в дарах согдийцев, не в золоте, старику важней не добыча, а вражда. Расстроенный союз — вот цель нападения.

Виделось и место побоища. Караван охраняли крепкие воины, но где не хватает силы, торжествует коварство. Ночью налетели грабители, ночью. В краткое время перед рассветом, когда голова клонится на грудь, а глаза смотрят в пустоту и не видят. Можно сколько угодно наказывать воина, он честно караулит и не смыкает век, но у самого преданного служаки случаются мгновения слепоты. Сон с открытыми глазами, отупение и провал в беспамятство — причина многих бед.

Налетали наёмники, резали стражу, били стрелами проснувшихся, торопились устранить охрану. Не всё удалось, схватка с согдийцами затянулась, и последнего воина добивали уже на рассвете, догнав пешего на лошадях отдохнувшего каравана.

Ким видел ясно подранка с изогнутой саблей и преследователей, троих конных.

Беглец остановился и ждал смерти с равнодушием обессиленного вояки, коему невозможно победить, но стыдно просить пощады. Руки уже утратили подвижность, и поднять оружие было так же тяжело, как бежать по пескам, разрывая грудь хриплым дыханием. Ноги одеревенели. Глаза слезились. Лишь в зрачках осталась ненависть и надежда на скорую кончину. Нет, он не пел и не молился — стоял, собирая силы, и ждал.

Преследователи спешились и надвигались молча, и так же молча били врага, норовя завершить долгую ночь. Один из троих — наёмник, преданный старику сановнику, знал: свидетели смертельно опасны. Он и вонзил клинок чуть выше кожаного панциря, сверху вниз, и докалывал, дожимал, наваливаясь на рукоять всем телом. Так забойщик колет скотину, на ощупь находя сердце, проворачивая сталь, чтобы завершить грязный труд и освободиться, отпрянуть от окровавленного тела.

Оно осталось на сухом щебне близ скалы, а за ней лежали холмы, тропа вилась по склону, и солнце слепило победителей, поднимаясь в стороне Согдии.

Видел Ким и возки, спрятанные в песках под холмами, — это проще, чем рыть яму в твёрдой растрескавшейся земле. Наёмники прижали добычу к стене, столкнули с откоса оползень, потом сдвинули верхний слой выгоревшего грунта, на котором не осталось живой травы, прикрыли самое ценное, и вскоре ветер присыпал щели, занёс песком следы.

Но в разбое важно умение уйти, запутать преследователей. Ночная схватка истощила силы отряда, потому встреча с хазарами, высланными навстречу принцессе, завершилась разгромом.

Конвой не удержался от мести. Каждый понимал, что именно из-за грабителей его могут казнить, ведь смерть принцессы и слуг — весьма серьёзный повод для вражды, а отвечать за трагедию должны они, конвоиры.

Как ни подталкивал Ким воображение, как ни ускорял течение времени в ленте событий, будущее оставалось тёмным. Мелькали обрывки, разрозненные, непонятные, появляясь сами по себе, и он не мог уловить, что происходит раньше, что позже, где ему суждено жить, с кем враждовать.

Видел Владимира в споре с мудрыми наставниками Итиля: говорилось о вере, иудейской религии, имя Яхве произносилось как величайшее заклинание.

Видел Макара, ползущего по снегу с разбитой головой, — а куда, зачем, не понимал.

Видел и спутников — Крутобора и князя, в чужом шатре, в юрте у огня, замёрзших и бессильных, только не знал, пленниками они стали или приняты как гости.

Он видел многое, но слишком бегло, и не мог отличить самое важное. Так частенько бывало в прорицаниях: известно многое, но всё, что касается собственной жизни, — тайна. Лишь край завесы приподнят. Лишь спутников можно разглядеть в днях новых годов. Смерть Макара уже не в первый раз открывалась ему, но говорить об этом Ким не хотел. А о ближнем, о том, что будет вскоре, открылось слишком мало. Он всё ещё сидел, сомкнув пятки, колени вразлёт, и медленно присматривался к искрам будущего, залетевшим в видения. Вот! Одежда Владимира в юрте почти та же, что и сейчас. Вот! Значит, они уцелеют!

Стоит приглядеться к мелькнувшему отрывку. Но едва Ким подступил к картине, вглядываясь в неё, как сверху, с чистого неба, упали голуби. Рухнули гурьбой, дружно, суетливо, хлопая крыльями и роняя множество перьев, снуя у самого лица, и розовые лапки с коготками грозили выколоть глаза. Ким невольно отпрянул и прикрыл веки, теряя связь с будущим, к которому стремился приблизиться.