Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Что это? — спросил Владимир. Он ещё не отогнал остатки сна, медленно приходил в себя.

— Нашли, — коротко ответил воин и отвёл глаза. Стыдится, думает: пёс задушил какого-то бродягу.

— Кто таков? — Недоумевает Владимир. — Или злое удумал?

— Нет. Оружья не было. Ножом боронился, да не сумел...

Владимир не мог поверить, подступил ближе, присел, поднёс факел.

-— И что это? Как по-твоему? — спросил со злостью, обижаясь за верного друга. — Вы проспали, а он нет! Отчего мозоли?

Он поднёс к огню собственную ладошку с точно такими же мозолями от меча: рукоять натирает руки, и опытному взгляду этого довольно.

— Ищите. Пёс сдуру не схватит.

Стоял у распахнутых дверей, пока стражники обследовали конюшню, ждал и мысленно прощался с верным Разбоем. Этот не сглупит, не бросится на грудь потехи ради, не прихватит сгоряча.

Под соседним навесом казились псы, учуяли мёртвого собрата, завывали так, что пронимало до печёнок.

— Князь! — удивлённо выдохнул воин. — Погляди-ка, эвон чего! Это ж кто так старался?

Сбежались воины, князь вертел в руках находку и немо качал головой. Такого ещё не встречал. Стрелы размером с палец, больше похожи на иглу, только вместо ушка — кольца. Словно от желудей. Маленькие колечки на тонком жале. А лук и не нужен, зачем? Стреле удобней порхнуть из трубочки, её-то приняли за сопилку. Славная трубочка, только отверстий для пальцев нет, ничего не сыграешь. Свиснет, и стрела в груди. Одно не ясно, как убить такой крохой?

— Поди, отравлено! — догадался кто-то и опасливо указал на тёмные концы стрелы.

— Верно...

— Руки, руки береги. Промой водой, пока не побелеют!

Стражник уронил стрелы — и торопливо потупотел к колодцу.

— И где же? Откуда бить собрался? — сообразил Владимир.

Воин указал взглядом на щель меж досок, совсем неприметную в раннем полумраке, и князь догадался, что сверху, с такой близости, трудно промахнуться. Стрелок мог бить в глаз, как соболя. А уж подловить нагого, как сейчас, и того верней!

— Да. Пёс учуял. Мы уж нашли мёртвых.

Князь покачал головой, вспомнил что-то и приказал:

— Этого не троньте, зовите Горбаня, пусть забирает. Он знает, куда и зачем. А Разбоя — схороню. Жизнь спас, верно? Эх, Разбойка.

Владимир потрепал пса по загривку, и от прикосновения к мёртвой, холодной и неподвижной шерсти почему-то перехватило горло, слёзы навернулись, словно не пса убили, а близкого друга.

Вот ведь натура, умер, сдерживая врага, не ожидал благодарности, не выпрашивал подарков, жил как воин, служил как умел. Владимир в последнее время почти не видел пса, Рахиль прогоняла чумазого разбойника, кричала, что правителю не к лицу держать такое страшилище во дворе, требовала припнуть зверя. И он уступил. Приказал работникам не пускать Разбоя к дому. Сажать любимца, пусть грязного, пусть блохастого, на повод, лишать свободы, рука не поднялась. А пёс — простил. Пёс даже не понял, что хозяин изменил. И сумел выследить врага. Напал и не отступил, истекая кровью.

А что скажет Калокир? Бесхитростно, значит, глупо! Но на этой верности, на этой глупости стоит сила! Настоящая сила, а не изворотливая расчётливость наёмников. Или это удел воина? Князь обязан лгать? Хитрить?

Седлая коня, Владимир подумал, что одна стрела могла всё изменить. Если бы не Разбой, вскоре Киев встречал бы нового князя, Ярополка! Зубы крепкого пса помешали, верность помешала.

Поздней Горбань, умелец распутывать хитрые узлы, донёс: убитый — мастер кузнец из ромеев. Его искал Куцай. Его просил принять в цех Претич, в день гибели Святослава.

Владимир лишь сплюнул с досады. Ещё одна ниточка оборвалась. Мертвец ничего не скажет. Узнать, кто послал, зачем, — невозможно. Разве угадаешь, зачем он приехал в Киев? Чего искал здесь, вдали от тёплого моря? Кто велел убивать? А в том, что мастер повинен в смерти отца, Владимир не сомневался. Яд на игле не выдумка. Ткнули крысу, едва прокололи шкуру, и тварь тут же сдохла. Умелые мастера приезжают из Византии. Вот только не спросишь — кто послал. Спросить некого.

В Тверь стекались беженцы. Слухи о приближении войска будоражили город. Не проходило дня без новостей. Неделю назад начали проникать в город самые хитрые, они пригоняли стада, рассчитывая отсидеться за стенами, в то время как других будут разорять киевляне. Но стада тут же скупались за бесценок, именем князя, ибо город нуждался в продуктах, ожидая длительной осады. В город спешили крестьяне с окраин, их никто толком не знал, весь век они прожили вдали от города, но на этот раз прикатили. Старые возки и ветхая одежонка, мёд, овцы, пару мешков зерна — что ещё мог прихватить пахарь?

Последние возы с простолюдинами, с купцами, побоявшимися править далее, не оставляли сомнений: идёт война. Среди беглецов — убитые. Распухшие тела издавали зловоние; обезумевшие люди боялись их бросить, не имели времени предать земле.

И погибших тут же сожгли, памятуя, что непогребённые несут болезни.

К вечеру показалось войско Владимира, князя киевского. Мысль о сражении, открытом противостоянии киевлянам, на котором настаивал воевода, отбросили. Войско впечатляло. По самым скромным подсчётам, здесь было не менее двадцати тысяч. Обозы и пешие полки подтягивались уже в темноте, город обложила конница. Костры и весёлый гам пугали жителей, ведь от подобной ярмарки не ждут радости.

В летние дни Киму не удавалось проповедовать. Городок мал, и многие трудились на полях, поэтому к дому нового учителя сбегалась только ребятня. Это расстраивало все планы волхва, так Кима звали за глаза, но сломать установленные порядки не удавалось. Хлеб всему голова, значит, любая помеха труду воспринимается враждебно.

Удивительно, но вскоре ему понравилось заниматься ерундой, водить детвору к реке, рассказывать о различных растениях и плодах, о египетском иле и плодородных землях Греции, о весёлых дельфинах. С детьми легче. У них нет подозрений. Их не мучают вопросы: зачем пришелец рассказывает о заморских диковинках, с чего это раздобрился и какова его, пришлого шептуна, выгода?

Лето пахло цветочной пыльцой, сладким воском беззаботных пчёл, соком свежего покоса у речной низины. Влажноватая земля нежно обнимает ноги, и блеск тихого потока навевает покой.

— Кто умеет загонять рыбу в ятерь? А? Кто видал сети или плетёные саки?

Дети кричали наперебой, указывая на мальцов, умевших с особой ловкостью добывать рыб, знавших, у кого можно попросить нехитрое снаряжение. А Ким, управляя весёлой гурьбой, неторопливо шагал вдоль реки, показывал удобные для рыбалки места, рассказывал о богатствах морей, о раковинах, содержащих жемчуг, о ныряльщиках, способных проводить в воде долгое время, о страшных чудовищах, которые встречаются в глубине.