Юрий Сумный - Хазарский пленник

— Извини, жена, — церемонно, всё же люди рядом, поклонился Владимир. — Не могу. Освобожусь, приеду. Ступай, Рахья, отдохни. Устала ведь?

Он оглянулся, подзывая стражу, и повторил:

— Ступай, ступай. Я скоро.

— Ты что?! — возмутилась Рахиль, забывая покладистость. — Бросишь меня в первую ночь?!

— Всё может быть, — отозвался князь и подмигнул дружкам: — Проведите жену в дом.

Понял, что спорить сейчас бессмысленно, не услышит. Что женщине слова о бунте, о смуте в дружинах? Она до сих пор не догадалась, что случайная пьяная потасовка могла закончиться погромом, гибелью хазар, в том числе и её смертью, убийством князя и диким кровопролитием. Ей одно колет глаза — испорчено гулянье, только это занимает мысли.

Разгорячённый, гневный, он вошёл в конюшню, куда стражи затащили смутьяна. Крутобора не было, но мастер раскрывать тайное — Горбань уже успел навести порядок. Связанный воин стоял в отдельной клети, пол выметен, капли масла с факелов не причинят беды, личные телохранители князя тоже рядом.

Горбань всегда излишне спокоен, никто не помнит, чтоб он кричал, срывался, бесновался в бессильной ярости. Мог быть тихим, но даже тогда в его глазах крылось что-то хищное. Наверное, так выглядят уличные коты, серые, неприметные, блаженно потягивающиеся на солнце, лениво зевающие, равнодушные. Лишь когда их сузившиеся зрачки столкнутся с взглядом человека, замирая в ожидании, становится жутковато от промелькнувшей независимости, уверенной непримиримости дикого характера.

— Так. — Владимир вошёл в клеть, остановился рядом с пленником и сказал: — Времени мало. Говори ясно, коротко. Тебе же лучше. Первое: откуда сабля? Украл? Когда, где? Только не крути. Хуже не будет. И так худо.

Тишина. Телохранители в клети и стражники снаружи, в конюшне, испытывают неудобство, ибо воин — киевлянин. Хотелось бы видеть ворога, но обернулось иначе. Горбань не мешает, держится в стороне, но его помощник уже притащил приспособления для пыток, опустил мешок на пол, и там глухо звякнули железки, цепи.

— Сабля... сабля с Полоцка. Отнял у хазарина, на дворе Рогволда, силой взял. Не пожалел. Потому что — враг! Пришлые все вороги. Тебе друзья, так то и есть беда Киева.

Владимир понял, что в пьяном угаре воин скажет больше, чем под пыткой.

— Силой взял? — уточнил князь. — Значит, все враги, и наёмники тоже? А я — так первый злодей?

— Злодей. Киев взял силой, или, думаешь забыли? А Полоцк? Вчистую ограбили. Таков ты радетель о землях русских? Ничего, вернётся Ярополк, за всё ответишь.

— Значит, Ярополка ждёшь? Сам решил, кому верить, или присоветовали ушлые? — спрашивал Владимир, стараясь не выказывать гнева. — Развяжите его. И дайте сулицу. Да, да, дайте оружие. Пусть покажет, на что способен.

Развязали пленника. Дали копьё, короткое, привычное, которое и метнуть можно, если противник зазевается. Владимир же взял саблю и отступил в угол, выжидая, пока провинившийся разомнёт руки.

— Сейчас проверим, чего стоит твоя похвальба! Вор. Знал ведь, что ищем саблю Макара, дары сватов, а прихватил себе...

Горбань промолчал и на этот раз, но за спиной Владимира, когда тот двинулся к ратнику, недоверчиво поглядывающему на оружие, подал знак телохранителям. Но это уже не мешало князю.

— Шевелись, гад, а то... — Владимир успел подойти близко, когда ратник отступил и крутанул копьё, стремясь отпугнуть просвистевшим вблизи наконечником. Но князь не остановился, как всякий неопытный боец, испуганный блеском металла, а прыгнул вперёд, сокращая расстояние, и оказался вне досягаемости наконечника. Теперь воин с копьём мог лишь ударить древком, продолжая вращение оружия, или же отступить назад, надеясь ударить острым концом на обратном полукруге.

Похоже, хмель уже выветрился, в глазах вспыхнули огоньки злого азарта, он даже забыл страх. Так случается, когда воин попадает в привычную обстановку боя, соперничества, в среду, к которой притёрся всей кожей, всеми помыслами. Он даже забыл, что бьётся с князем. Что судим за преступление.

Несколько раз Владимир отпускал пленника, не нанося удара, прикрикивая:

— Лжёшь! Корявый! Не достанешь!

Но пленник двигался всё сноровистей, и оружие крутилось весьма слаженно, заставляя телохранителей напряжённо вздрагивать, вскидывая обнажённые мечи. Ранения князя им не простят! Да ещё накануне похода!

Корявый старался изо всех сил, никто бы не сказал, что князь напал на безоружного, и потому прорыв Владимира, удар саблей по руке, и злое: «На!» — все дружинники восприняли с облегчением.

Ещё миг воин стоял, проворачиваясь по инерции, словно и не ощутив пропущенного удара, а потом выронил копьё, присел, но не удержался на коленях, повалился на пол и застонал. Одной рукой он пытался подхватить рассечённую, разрубленную. Но кровь уже нашла путь, хлынула обильно, и белый край кости торчал из раны, словно что-то новое, вонзённое в руку только сейчас. Его пальцы вмиг утонули в густой крови, слова превратились в вой, и глаза слепо приникли к ране. Какое-то время все оставались на своих местах, не зная, что делать. Лишь Владимир поднял сулицу, отдал телохранителю и сказал Горбаню:

— Пока не троньте. Пусть правду скажет!

Он отошёл от поверженного, присел, устало опираясь спиной о доски, меж которыми темнели широкие щели, спросил, говоря намеренно громко, чтоб раненый слышал:

— Лгал, дубина. Куда тебе самому такое надумать? Скажи, кто велел драку учинить, а?

Но раненый не отвечал. Вернее, его ругань не несла ничего нового.

— Чтоб ты сдох! Варяг! Сдох! — стонал он, безуспешно зажимая край раны, выглядевшей страшно даже во мраке.

— Всему свой срок, — спокойно молвил князь и поднялся. — Скажи, кто надоумил саблю на веселье пронести? Кто нашептал, отвечай?!

— Никто! — крикнул пленник, с ненавистью глядя на князя. Он заговорил скоро, брызгая слюной, задыхаясь и всхлипывая: — Сдохнешь и ты, кровопивец! Сдохнешь! Люд таких не стерпит! Всех вас сживёт со свету! Всех! Я вор? А ты — кто? Грабитель! Полоцк хазарам отдал?! А ныне Тверь отдашь?! Всё вам мало, жабы продажные! Видели мы, как Глеб за Ярополка платил, видели! Ничего... недолго осталось!

Владимир прислушался, помолчал, пожал плечами, словно удивляясь:

— Ты дурень или от боли разум потерял? Кто грабит, мне и так всего довольно! Тверь да Полоцк — земли русские, надобно как бочку обручем стянуть, иначе рассыплется! А мудрецы, которым князь не указ, тянут на себя, каждый в свой угол! Потому и гаснешь сейчас, понял? Дурак или умный, а приказ нарушил, сталь принёс!

Но пленник не отвечал. Он затих, и лишь мерная дрожь тела указывала, что жив. Скорей всего, он и не слышал князя. Тот постоял немного, присмотрелся к едва виднеющимся белкам закатившихся глаз и решил: