Сергей Моисеев - Переход через пропасть

Москва — город избыточных и мнимых возможностей и богатых и в то же время бедных людей. Это огромная витрина, здесь скольким ни обладай, но, если не станешь на путь аскезы, неминуемо провалишься в бездну жгучих желаний. Ведь соблазнов здесь всегда неизмеримо больше, чем возможностей.

Москва — это диковинный лес, переполненный плодами-приманками, на вид они съедобны, но те, кто вкушает эти плоды, заболевает.

Ночные клубы полны расточающими. Расточающие на виду, они молоды, красивы, полны надежд, они в кадре.

Те, кто уже не в силах расточать — уже не фотогеничны, эти за кадром, они уже собирают. Они, измученные болезнями, нищетой, одиночеством, спрятаны за стенами домов. Их удел — сожаление о потерянном времени, о невозможности повернуть вспять свою жизнь и что-то исправить. У собирающих задача минимум — не озлобиться, они уже не смотрят по сторонам, они переводят свои взоры вверх, молятся о себе и о расточающих, и их молитвами стоит город.

В этом городе, как на вершине, сходятся все направления, здесь же и точка всеобщего столкновения. А ведь русскому человеку идти больше некуда, разве что на Небе правды искать.

Нам важно что-то строить, важно, чтоб строили именно мы, и наша воля была неизменно определяющей. Вавилонская башня давно рухнула, но зуд строительства остался, и тут он особенно ощутим. Это общая болезнь человечества. И понимаешь, что ты не исключение. И для тебя жить — это значит активно воздействовать на реальность.

Но здесь ты политический эмигрант, и хоть ты и вернулся на Родину, но чувствуешь себя чужим на этом празднике жизни. На исконно русской земле, оказавшейся за сегодняшней политической границей России, идет война, а здесь, в Москве, ночные клубы забиты беспечной молодежью. И мало кому есть дело до твоего дела. Что с того, что ты реализован где-то там? И где-то там остались и плоды твоих дел. Сюда ты заброшен силой взрыва, потрясшего твой родной город. Ты еще жив, но с каждым движением, с каждой попыткой что-то предпринять теряешь и свои драгоценные силы, и кредит доверия окружающих. Из последних сил делаешь механические необходимые действия. Но среда вязкая, как бетон. Видишь бессмысленность усилий. И ты уже не сверхпроводник, твои контакты окислились.

Москва. Метро Киевская, март 2014 г.

Москва испытывает новичка, в каком-то смысле в Москве надо «обнулиться», исчезнуть с общественного горизонта. Почувствовать себя не действующим лицом, а лишь наблюдателем, потерявшим всякие возможности; посмотреть на эту реальность извне, как сквозь стекло, увидеть, как этот мир обходится без тебя. Представить, что все уже позади, присыпаться грунтом и не видеть света, чтобы тебя практически ощутимо объяла вещественная тьма, увидеть себя расслабленным у Силоамской купели, возле которой теснятся более здоровые — те, кто никогда не уступят место действительно больному. Тебе нигде нет места, все пространство занято, а все внимание распределено на других.

Это испытание, которое проходили Иов и Иосиф, испытание Богооставленностью. Если там, в Харькове, наша вера испытывалась мужеством, то здесь, в Москве, терпением.

Точка отчета — небытие. Здесь ты рождаешься заново. И тогда тебе открывается смысл слов Христа: «Если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Иоанн. 12, 24).

И лишь пройдя через этот опыт внутреннего выгорания, когда пепел остынет, тогда он станет удобрением для новых идей, смыслов и значений. И тогда сквозь наглые и кричащие о себе тернии прорастет росток настоящего. Тогда придет та помощь, которую будешь принимать с реальной благодарностью. И тогда тобою, как орудием, Господь будет творить новую реальность.

Когда-то разбился Царь-колокол Единой Руси, выпал кусок, и назвали его Украиной.

До событий, еще осенью 2013-го, моя жена Ольга видела жуткий сон: на Харьков с Запада идут четыре смерча, они соединяются в один, и город накрывается взрывами, пожарами, а мы оказываемся перед пропастью.

В 2014 году за какие-то считаные дни между Россией и Украиной разверзлась огромная пропасть. Тысячи людей отправились в долгий, тягостный и смертельно опасный переход через эту пропасть. Для меня это переход из Харькова в Харьков, и пролегает он через Москву.

Тысячи людей поставили себе задачу — восстановить утраченное общерусское единство. Как ни крути, а отпавший от Царь-колокола кусок не подойдет ни к какому другому колоколу, и надо поставить его на исконное место. Это можно сделать не одиночной волей, а лишь общим Соборным усилием. И тогда мы вновь услышим благовест, который отзовётся на огромном пространстве от Курил до Карпат!

Надпись на стене Цоя на Арбате

И в этих условиях нам надо учиться ходить по вере — как пел Цой, ставить ногу на недостроенный мост. И так, шаг за шагом идешь, а мост строится под твоими ногами. И как важно при этом не бросить знамя своей мечты, продержаться, устоять под давлением времени, земного притяжения и общей неочевидности. Многие сдаются, но важно не разменять идею, которой служишь, на хлеб насущный. Ведь нам сказано: «По вере вашей да будет вам» (Матф. 9:29).

В день приезда в Москву Максим Марков привел меня на какую-то конференцию, которую вел протоиерей Всеволод Чаплин — он тогда возглавлял Отдел внешних церковных связей РПЦ.

Вырвавшись из Харькова, я почувствовал, что не просто в другой стране, а будто на другой планете, и все то, о чем говорили собравшиеся, мне казалось детской мишурой. Взял слово и понял, что своим выступлением испортил людям праздник жизни. По завершении конференции люди старались меня как-то обтекать, и только одна общественница, подойдя ко мне с заплаканными глазами, предложила помощь.

Это была Ксения Кирс, или Пуля, солистка рок-группы «Северный крест». Так мы познакомились и дружим по сей день. Она повезла меня в центр Ксении Петербургской при Соборе московских святых в Бибирево.

Первое, что бросилось в глаза в этом центре — это картина маслом «Илья Пророк в глубокой задумчивости».

Ксения Кирс, или Пуля