Сергей Моисеев - Переход через пропасть

В июле 2015 года иду с сыном в районе Шаболовки и «случайно» встречаю друга юности. Друг мне говорит: «А ты знаешь, я был в Харькове, и один наш общий знакомый просто мечтает тебя при случае убить, говорит: “Из-за него ведь все началось, это он 1 марта в Харькове народ завел на штурм”». Говорю: «Хоть бандеровцы ценят мой скромный вклад в общее дело».

Десять лет моей жизни с 2004 года, с первого оранжевого майдана, расколовшего Украину подковой мнимого счастья, до второго, коричневого, пролетели в непрестанной борьбе на общественном фронте.

Никто меня туда не звал видимым образом, не было у меня ни начальника, ни зарплаты, ни гонораров и прочих благ. И кто видел то, что пришлось мне пережить и претерпеть за эти годы? Сколько угроз было со стороны харьковских бандеровцев, схваток, и не только идейных. Давили на психику, однажды обещали даже кислотой облить. Но Бог не выдал на поругание безумному.

Идем с моим другом юности, общаемся, делимся наблюдениями о жизни в Москве…

Перед могилой Ивана Ильина

И вот перед нами Донской монастырь. Попав в эмиграцию, я впервые оказался возле Донского монастыря. Круг замкнулся! Тогда, в 2014-м, был мрачный февральский день, теперь — прекрасный летний день, и мы с сыном в Донском монастыре стоим у могил моего любимого мыслителя Ивана Ильина, генералов Белой армии Каппеля и Деникина, некогда освобождавшего Харьков. Думаю и сам себе говорю: «Слава тебе, Боже, что я жив и держу своего сына за руку, что он не осиротел… хотя я и готов был к тому, что он мог воспитываться лишь на образе своего отца. Однако Бог нас помиловал. Но для чего? Для того чтобы я прохлаждался в Москве?.. Иван Александрович, благослови наше дело! Ведь надо, чтобы росток нашего дела пробился сквозь твердый асфальт московской земли!»

И ответом в моем сознании зазвучали его известные строки: «Время не терпит. Откладывать нечего: один в поле и тот воин. Надо теперь же делать то, что требуют интересы России, не спрашивая ни у кого указаний и братски помогая друг другу».

Наша газета «Русь Триединая» издавалась в Харькове с 1 августа 2008 года, а перестала издаваться — с марта 2014 года. Сайт наш закрыт по решению украинской прокуратуры. На Российской же земле газета не издавалась вовсе.

Первый выпуск газеты в Москве выйдет в июле 2016 года.

В Москве непривычно тесно. Сверхплотная человеческая масса подобна рыбным косякам, обтекает тебя, перемещается по артериям города. Но люди в «футлярах», закрыты непроницаемыми щитами. Души в плотных коконах, люди зашорились — экономят жизненную энергию. Никому ни до кого нет дела. Здесь много хаоса. Борьба эманаций ожесточенная и воздействие друг на друга отчаянное. Никто никому не дает провести намеченную твердую линию. Люди пытаются взлететь подобно птицам, но в общей тесноте сталкиваются и ломают друг об друга крылья своих надежд.

Вокруг тебя люди, каждый носитель своего мира, но другой человек для тебя подобен тени, и ты для него тоже тень, а Москва для него обыденность. Этот город — огромный многоуровневый лабиринт и сколько же тут ложных путей! Казалось бы, здесь можно воплотить заветную мечту и именно здесь наивысшая степень свободы, как в пустыне — иди куда хочешь, в любую сторону. Но куда идти? Кто укажет путь?

И все же этот город стоит на прочном историческом основании, под ним сорок сороков крепчайших свай. Сваи — это веками намоленные храмы и хранимые в них святыни. Святая Русь здесь, в Москве, но она едва просматривается под спудом гламурной плесени. И все же для нас, участников Русской весны, Москва — это святыня, икона общего Отечества нашего, для нас это Третий Рим!

Как-то зашел в храм Ильи Пророка, который расположен недалеко от Храма Христа Спасителя — просто обомлел. В переулочке небольшая церквушка, а в ней огромное количество святынь и икон старинных. Храм этот как в 1702 году был основан, так никогда и не закрывался. Заметил, что Илья Пророк сопутствует мне на общественном поприще. Я пережил потрясающее ощущение, осознание того, что пройдена еще одна жизненная реперная точка.

Москва, как известно, слезам не верит, и душа «понаехавшего» оказывается то в раскаленной печи, то между молотом и наковальней. Она закаляется контрастным душем искушений, обтачивается на точильном камне обстоятельств и начинает по-настоящему верить в Божий промысел.

Именно в Москве я понял, почему философ Диоген, вооружившись фонарем, искал человека в толпе людей и что обозначает выражение «глас вопиющего в пустыне». Раньше я думал, что речь идет о том, что кто-то в одиночестве вопиет, кричит в пустыне. Неизменно представлялся пророк Иоанн Креститель, живший в пустыне и питавшийся диким медом и акридами. Но в пустыне не к кому вопиять, не к кому обращаться громким голосом. Лишь оказавшись в Москве, я понял: это крик не в пустыне, а в толпе людей. И он не слышен окружающим.

Еще одна новая жизнь прожита за это время, и об этом можно отдельную книгу написать. Конечно, первое впечатление от Москвы у всех разное, но моё было именно таким.

Прибыл в Москву почти без денег, у меня осталось 250 рублей. Забрел в столовую при храме Христа Спасителя. Купил поесть, оказалось на 251 рубль. Отдал 250, ищу рубль, найти не могу и знаю, что его вообще нет. Женщина на кассе испытывающе смотрит на меня. Ведь я держу очередь, неудобно как-то сейчас что-то откладывать с подноса, объяснять, что больше нет денег. В Харькове в таких случаях не раздумывая скажут — завтра занесешь. Но нет, пожалуй, в Харькове я на допросе чувствовал себя комфортнее. Женщина из очереди сжалилась, дала за меня рубль. Я поблагодарил, а себе мысленно сказал: «Ну, ты понял, дружище? Закончилась благодатная вольная жизнь, и на твоем жизненном счету уже минус один рубль».

Вы когда-нибудь видели весенний ледоход? Когда глыбы льда крушат друг друга. Вот такая и жизнь в Первопрестольной. В ней я получил важный опыт: в столице легко навечно остаться прилагательным, но трудно стать существительным.

Здесь действует закон сурового милосердия: если ты слеп — дадут поводыря, хромой — дадут костыли. Но не вздумай даже заикнуться о своем хорошем зрении — глаза выколют и дадут поводыря; не говори, что ты самостоятельно можешь ходить — перебьют ноги и потом услужливо дадут костыли. В Москве развеиваются всяческие иллюзии. Кожей чувствуешь, что пассажиры этого огромного корабля до последнего продолжат благоустраивать свои личные каюты, даже если общий корабль будет идти ко дну.