Ронен Бергман - Восстань и убей первым. Тайная история израильских точечных ликвидаций

Бен-Давид позвонил в штаб-квартиру «Моссада» в Тель-Авив, где ему приказали собрать всех участников операции из их мест укрытия и привезти в израильское посольство [1177].

По случайному совпадению новость об аресте оперативников в Иордании достигла «Моссада» тогда, когда там находился премьер-министр, приехавший пожелать всему коллективу разведки счастливого еврейского Нового года (Рош ха-Шана). Нетаньяху готовился выступить с речью, и многие сотни сотрудников с нетерпением ожидали начала торжества. Тем временем Ятом сообщил премьеру плохую весть.

Оба они решили продолжать мероприятие, как будто ничего не произошло. Практически весь коллектив «Моссада» ничего не знал о происшествии, и Нетаньяху хотел обратиться к нему с обычным посланием. Он выступил коротко, поблагодарил личный состав разведки за вклад в обеспечение безопасности страны, а затем поспешил с Ятомом в директорский кабинет.

Нетаньяху приказал Ятому немедленно лететь в Амман и рассказать королю Хусейну о случившемся. Ятом должен был сделать «все необходимое» для того, чтобы добиться освобождения оперативных работников. «И если будет необходимо спасти жизнь Машаля, – сказал Нетаньяху Ятому, – позволь им сделать это».

Ятома принял король. Он был потрясен и быстро покинул помещение, очень рассерженный. Ятом позже вспоминал, что «гнев короля спровоцировал (начальник иорданской разведки генерал Самих) Батихи, потому что считал себя лично оскорбленным мною. Без него мы решили бы вопрос с королем в гораздо более спокойной обстановке и за гораздо более низкую цену».

«Во время переговоров Батихи начал укорять меня за то, что я заранее ему ничего не сказал, утверждая, что мог бы подключиться к операции [1178]. Это полная чепуха. Мы неоднократно просили иорданцев “укоротить” ХАМАС, но они ничего не предпринимали. Рабин несколько раз жестко критиковал их за это, но ничего не помогало. Поэтому вполне очевидным было то, что мы не говорили им о наших планах в отношении Машаля».

К тому времени состояние Машаля резко ухудшилось, и врачи в Исламском госпитале были в растерянности. Начальник личного секретариата короля Хусейна, Али Шукри, прибыл в госпиталь узнать о его здоровье, и соратники Машаля начали обвинять его в том, что он сам участвовал в покушении на их лидера. Поскольку король приказал Шукри сделать все, чтобы спасти жизнь Машаля, начальник секретариата перевел его в королевские покои военного госпиталя Принцессы Алии. Товарищи Машаля поначалу отказывались от этого, опасаясь, что Хусейн хочет окончательно прикончить хамасовца, но в конечном счете согласились на перевод, выдвинув условием возможность постоянного нахождения рядом с ним и участия в его охране службы безопасности ХАМАС, а также предоставления им информации о каждой операции в лечении Машаля.

К хамасовцу был приглашен Сами Рабаба, личный врач двора Его королевского величества и полковник медицинской службы в иорданской армии, один из самых известных врачей в стране. У него было туманное представление о том, кем был Машаль и что такое ХАМАС. «Но по активности, которая была развита вокруг госпиталя, – рассказывал Рабаба, – и тому факту, что там присутствовал лично Шукри, я понял, что это важный пациент и для короля очень важно, чтобы он был спасен».

Машаль, который был очень слаб, рассказал Рабабе о том, что произошло возле его офиса. Во время рассказа он постоянно засыпал, и медперсоналу приходилось его будить. Затем Рабаба заметил, что во сне Машаль практически переставал дышать. «Стало понятно, что мы должны не давать ему заснуть, иначе он мог задохнуться», – сказал Рабаба.

Врачи подняли Машаля на ноги и помогали ему медленно передвигаться, но это возымело лишь кратковременный эффект [1179]. Машалю ввели налоксон, который используется для противодействия некоторым опиоидам, но его действие быстро проходило и ослабевало с каждой новой дозой. Рабаба подключил Машаля к аппарату искусственной вентиляции легких: если уж врачи не могут держать его бодрствующим, пусть машина дышит за него.

Никто не хотел, чтобы Машаль умер. Король Хусейн вполне обоснованно опасался, что смерть Машаля вызовет в королевстве волнения и, возможно, даже гражданскую войну. Нетаньяху и Ятом знали, что в таком случае Хусейн будет вынужден судить плененных оперативников и подвергнуть их смертной казни. Более того, они знали, что иорданская разведка справедливо подозревает, что остальные оперативные работники «Кидона» до сих пор укрываются в израильском посольстве. В боевую готовность для штурма был приведен батальон спецназа под командованием сына Хусейна принца Абдуллы. Король Хусейн хотел дать совершенно ясно понять, что воспринимает этот инцидент очень серьезно [1180].

Все осознавали, что такие неблагоприятные события, без всяких сомнений, разрушат связи, сложившиеся между Иорданией и Израилем.

«Все это время, – рассказывал Бен-Давид, – я ходил с противоядием, которое не понадобилось, потому что наши оперативники не пострадали от токсина… Затем последовал звонок от начальника “Кесарии”. Поскольку сказанное им было абсолютно фантастично, поначалу я решил, что неправильно его понял, и попросил повторить еще раз».

Хаим Х. приказал Бен-Давиду спуститься в лобби отеля, где с ним встретится капитан иорданской службы разведки, и вместе с ним проследовать в госпиталь. Бен-Давид понял, что была спешно совершена сделка: жизнь Машаля в обмен на жизни двух оперативников «Моссада». Иными словами, Бен-Давид шел в лобби гостиницы для того, чтобы спасти жизнь человека, которого он и его группа пытались убить всего несколько часов назад.

«Мы оказались в сложном положении, – вспоминал Бен-Давид, – но в таких ситуациях нельзя давать волю чувствам. Вы не можете сказать: “Мы потерпели фиаско, и пусть теперь они идут к черту”. Нет. Вы делаете то, что должны, вы исполняете то, что можете, в максимально достижимом виде – и это все. В таких ситуациях не до чувств».

Бен-Давид спустился в лобби, в котором его ждал капитан [1181]. «Я до сих пор помню его враждебный взгляд. Но у него тоже был приказ, и он его выполнял». Ятом приказал «доктору Платине» и Бен-Давиду сопроводить офицера в госпиталь и сделать Машалю инъекцию, которая спасет его жизнь. Но они отказались.

«Доктор Платина» была доставлена в кабинет Рабабы [1182]. «Она сказала, что должна была принять участие в операции только в том случае, если бы кто-то из оперативников пострадал от токсина, – вспоминал Рабаба. – По ее словам, она не знала о цели операции. Она положила на мой стол две ампулы. Я приказал, чтобы их проверили в лаборатории. Мы не могли полагаться на их слова. Вполне возможно, они просто хотели доделать свою работу».