Ронен Бергман - Восстань и убей первым. Тайная история израильских точечных ликвидаций

Менее чем за шесть месяцев генерал Сулейман потерял атомный объект, который он умудрялся держать под покровом тайны в течение пяти лет, и своего близкого соратника и союзника, обманывавшего смерть десятилетиями. Униженный и разъяренный, Сулейман приказал приготовить для атаки по Израилю ракеты SCUD, часть которых была оснащена боеголовками с химическим оружием. Он требовал, чтобы Асад ответил на израильскую агрессию.

Башар отказался. Он понимал ярость своего генерала, но также понимал и то, что открытая атака на Израиль – не говоря уже о химической атаке – не в интересах Сирии. Такое поведение «требовало внутренней дисциплины», как заметил премьер-министр Ольмерт на встрече с лидером республиканского меньшинства в Конгрессе США Джоном Бейнером: «Башар далеко не глуп» [1504]. Ольмерт как-то сказал своим ближайшим советникам, что «Асад, которого мы все так любим ненавидеть, в своих реакциях демонстрирует умеренность и прагматизм».

Как и Асаду, Ольмерту приходилось умерять пыл своего окружения, многие члены которого были уверены в том, что Асада нужно убить. В конце концов, он же стал союзником террористов и иранцев. «Все эти истории о прогрессивном прозападно настроенном офтальмологе оказались лишь прекрасными мечтами, – сказал как-то высокопоставленный сотрудник военной разведки АМАН. – Мы имеем дело с лидером-экстремистом. А в отличие от своего отца, он еще и нестабилен и имеет склонность к опасным авантюрам».

Однако Ольмерт отверг эти идеи [1505]. «Именно с этим человеком, – утверждал он, – может быть достигнуто соглашение о мире».

Сулейман – другое дело. «Сулейман – подонок, обладающий выдающимися способностями организатора и интригана» [1506], – говорил Ольмерт. Сулейман был человеком номер два в Сирии, кабинеты офиса которого располагались напротив блока помещений Асада в президентском дворце. Как отмечалось в совершенно секретном меморандуме АНБ, «Сулейман играет главенствующую роль в трех сферах: внутрисирийских делах, имеющих отношение к режиму и партии; важнейших военных вопросах; и ливанских делах, через которые он определенно связан с “Хезболлой” и другими силами на ливанской политической арене» [1507].

Израильтяне понимали, что на этот раз им ни за что не удастся вовлечь в операцию Соединенные Штаты [1508]. Мугние, который нес ответственность за смерть сотен американцев, – это одно дело. Сирийский генерал, высокопоставленный чиновник суверенного государства был совершенно иной фигурой. И израильтяне начали самостоятельно планировать уничтожение Сулеймана.

После гибели Мугние меры безопасности в Дамаске были значительно усилены, поэтому всякая идея о проведении операции там отвергалась.

Сулеймана тщательно охраняли. Повсюду его сопровождал эскорт из бронированных автомашин, так что возможность использования взрывного устройства тоже отметалась. Меир Даган пришел к заключению, что «Моссаду» в осуществлении операции потребуется помощь [1509]. Оказалось, что Армия обороны сама горит желанием провести эту акцию. Слава, буквально свалившаяся на «Моссад» после убийства Мугние, разожгла азарт военного руководства взять ликвидацию ключевых фигур противника на себя. Военные утверждали, что «палец на спусковом крючке оружия, из которого будет убит Сулейман, должен принадлежать солдату АОИ, а не оперативнику “Моссада”».

В пятницу 1 августа 2008 года примерно в 16:00 Cулейман раньше обычного закончил рабочий день в президентском дворце и в сопровождении надежного конвоя направился на север. Он ехал в летнюю резиденцию, которую построил на побережье Средиземного моря неподалеку от портового города Тартуса. Это была просторная вилла с большим патио, вымощенным отполированным камнем, обращенная к морю. В тот вечер Сулейман вместе со своей женой Рахаб пригласил на ужин нескольких местных высокопоставленных чиновников и своих ближайших советников. В доме присутствовали слуги и, конечно, телохранители.

Гости расселись за большим круглым столом, из-за которого открывался величественный вид на закат солнца над морем. Жена Сулеймана расположилась слева от него, начальник его секретариата – справа. Мужчины курили кубинские сигары.

Неожиданно генерал откинулся в своем кресле назад, затем резко склонился вперед и упал головой в тарелку. В черепе у него зияла большая дыра, а фрагменты костей, серого вещества мозга и кровь покрыли платье Рахаб [1510]. По генералу было произведено шесть выстрелов: сначала в грудь, потом в горло, в центр лба и три раза – в спину. Все пули попали только в Сулеймана. Он умер еще до того, как его голова упала на стол.

Через тридцать секунд два снайпера из флотилии 13, которые стреляли с двух разных позиций, расположенных на песчаном пляже, были уже в скоростной моторной лодке, устремившейся к военному катеру. После себя на пляже они оставили окурки от дешевых сирийских сигарет. Это была часть операции по дезинформации, чтобы придать убийству видимость внутрисирийских разборок.

Пока внутри виллы шел хаотический поиск стрелков, начальник службы безопасности Сулеймана позвонил в президентский дворец, чтобы известить Асада о смерти его ближайшего советника. Шесть пуль с двух направлений, убийц никто не видел. Асад выслушал сообщение и на минуту замолчал. Затем сказал твердо: «Что случилось, то случилось. Это военная тайна высочайшего уровня. Похороните его сейчас, немедленно, и никому ничего не говорите. Это все». Похороны состоялись на следующий день в обстановке строжайшей секретности.

«Это был первый известный случай, когда Израиль уничтожил законного правительственного чиновника», – сделало заключение АНБ [1511].

Теперь Меир Даган возглавлял совершенно другой «Моссад», не тот, который он унаследовал шесть лет тому назад. Служба внешней разведки Израиля больше не была тем не уверенным в себе ведомством, измученным собственными неудачными и вялыми операциями. «Моссад» Дагана проник в «Хезболлу» и «теневую армию» Сулеймана, разрушил систему передачи оружия и продвинутых технологий между членами Радикального фронта, ликвидировал ряд активистов фронта и даже уничтожил Имада Мугние, остававшегося неуловимым на протяжении стольких лет.

Даган также разработал план по сдерживанию иранских ядерных амбиций, который до сих пор доказывает свою эффективность. Это была политика, основывавшаяся на пяти краеугольных камнях: сильное международное давление; экономические санкции; поддержка иранских национальных меньшинств и оппозиционных групп в их усилиях по свержению существующего режима; создание помех приобретению оборудования и сырья для ядерной программы; и, наконец, тайные операции, включая диверсии на объектах и «целевые» убийства ключевых фигур, связанных с проектом.