Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

Когда пересекали швейцарско-германскую границу, произошел забавный конфуз. Таможенники, которых, видимо, не предупредили, что за люди едут в вагоне, устроили такую тщательную проверку личных вещей и багажа эмигрантов, что пассажиры не на шутку разволновались. Брезгливо копаясь в узлах, подушках и одеялах, которые революционеры везли с собой, таможенники торжествующе выуживали оттуда плитки шоколада, конфеты, мармелад и другие сладости. На робкие протесты они не обращали внимания и, злорадно усмехаясь, еще и поучали:

– Швейцарские подушки, равно как одеяла, простыни и наволочки, везите, ладно уж, не разоримся. А вот шоколад нельзя! Шоколад, конфеты, мармелад и сахар – стратегическое сырье, такое же, как, скажем, порох, свинец или бензин. По большому счету, мы должны вас оштрафовать, а то и задержать, но на первый раз, так уж и быть, ограничимся конфискацией незадекларированного товара.

И вот наконец Германия. В пограничном городке Готмадингене под парами стоял на первый взгляд обычный поезд, но на самом деле он был, без всякого преувеличения, поездом особого назначения. Политэмигрантов разместили в вагоне типа «микст», проще говоря, он был наполовину жестким, наполовину мягким. В соответствии с договоренностью, три двери были закрыты на ключ. Никаких пломб на них не было. Четвертая была не заперта, но выходить на остановках никто из пассажиров не имел права. За этим следили два немецких офицера, которые по поручению Генштаба сопровождали эмигрантов. Один из них, ротмистр фон Планиц, говорил по-русски, но когда он вышел из купе, чтобы пообщаться с кем-нибудь из пассажиров, на его пути вырос непреклонный Платтен. Он достал из кармана кусок мела, провел на полу жирную черту и, холодно сверкая глазами, заявил:

– Считайте эту линию не меловой, а государственной границей между Германией и Россией. Вздумаете нарушить, будете иметь дело со мной!

Дисциплинированные немецкие офицеры понимающе кивнули и попыток нарушить границу больше не делали.

На остановках политэмигранты смирно сидели на своих местах и даже отодвигались подальше от окон, чтобы, не дай бог, не спровоцировать кого-нибудь из прогуливающихся по перрону на никому не нужный контакт, который может иметь непредсказуемые последствия. Но Платтен имел право пользоваться четвертой, незапертой дверью, и на перрон выходил: то чтобы купить газеты, то просто прогуляться и заодно посмотреть, не затевают ли немцы какой-нибудь провокации. Точно так же он вышел из поезда во Франкфурте, выпил кружку пива и вдруг увидел, как кто-то из его подопечных, прильнув к оконному стеклу, чуть ли не глотает слюну, глядя, как Платтен наслаждается пенным напитком. И тут ему стало так стыдно, что он решил немедленно исправить ошибку. Зная, что у немецких солдат проблемы с куревом, а сам он на всякий случай всегда имел при себе пачку сигарет, Платтен подошел к группе солдат, поговорил о том, о сем, предложил закурить, потом махнул рукой и отдал им всю пачку. Солдаты рассыпались в словах благодарности, а Платтен, воспользовавшись сложившейся ситуацией, как бы извиняясь, сказал:

– Камераден, зольдатен, друзья! Не могли бы вы меня выручить?

– Что, надо кого-нибудь поколотить? – хохотнули солдаты. – Это мы с удовольствием, покажите только кого.

– Договорились, – улыбнулся Платтен. – Я на вас рассчитываю. Но это мы сделаем в следующий раз. А пока что… В этом вагоне едут мои друзья. Я хочу угостить их пивом. Друзей много, а рук всего две. Не могли бы вы мне помочь и отнести в вагон двадцать кружек пива?

– И по одной нам! – решили не упустить выгоды солдаты.

– По рукам! – воскликнул Платтен и побежал заказывать пиво.

Нетрудно представить, каким неподдельным было удивление и самого Ленина, и его спутников, когда в вагон ввалилась шумная ватага немецких солдат с кружками пива в руках и наперебой начала угощать пассажиров. Они было стали отнекиваться, но когда увидели в дверях Платтена, то поняли, что это его проделка, и с удовольствием выпили по кружке отменного пива.

Но большевики не были бы большевиками, если бы хоть на минуту забыли о своем революционном долге. Самым активным оказался Радек, который тут же затеял братание с солдатами и стал призывать их не возвращаться в окопы. Солдаты начали было говорить, что кому, мол, охота кормить вшей и ждать, когда в башку попадет шальная пуля, но тут в дверях показался ротмистр Планиц – и солдат будто ветром сдуло, через секунду они были на перроне.

И вот наконец долгожданный Засниц! Здесь путешественникам предстояло пересесть на шведский паром «Королева Виктория». Пока возились с багажом, Ленин быстренько набросал текст телеграммы и попросил Платтена тотчас же отправить ее в Швейцарию.

– Оставшиеся товарищи наверняка волнуются. Надо их успокоить. Поэтому я пишу: «Германское правительство лояльно охраняло экстерриториальность нашего вагона. Едем дальше… Привет. Ульянов».

Как только паром отвалил от пирса, начался сильный шторм. Пароход бросало как щепку, палубу заливало водой, пассажиров так укачало, что из кают они не выходили. И только Ленин, Радек и Зиновьев как ни в чем ни бывало прогуливались по верхней палубе и рассказывали анекдоты.

Когда шторм утих и на палубу выбрались измученные качкой морские странники, из рубки вышел капитан, попросил минутку внимания и не терпящим возражения тоном сказал:

– Господа, в соответствии с действующими на нашем флоте правилами, прошу вас соблюсти маленькую формальность. Вам надлежит получить у старшего помощника анкеты и по возможности быстро их заполнить. Предупреждаю: отказ чреват тем, что на шведский берег вы не сойдете и будете доставлены обратно, в воюющую Германию.

Какой тут поднялся переполох!

– Нас предали! – кричали одни.

– Нас продали! – подхватывали другие.

– Надо было сидеть в Швейцарии и не высовывать оттуда носа! – добавляли третьи.

– Товарищ Платтен, – заметно волнуясь, отвел его в сторонку Ленин. – Что это значит? О каких анкетах речь? Ведь мы уже расписались под так называемой «Подпиской».

– Там мы имели дело с немцами – и они свои обязательства выполнили, – потирая разболевшуюся руку, ответил Платтен. – А здесь… здесь я даже не знаю, с кем и как разговаривать. Но раз мы на шведском судне, то вынуждены подчиняться шведским законам. Анкеты придется заполнить, причем именно так, как это сделали в «Подписке», то есть не путая фамилии с псевдонимами. А то ведь действительно вернут в Германию. И что тогда?

– Вы правы, анкеты придется заполнить. Но у меня такое впечатление, что капитан действует не по собственной инициативе, – озабоченно продолжал Ленин. – Кто-то за этим стоит… Но кто? Может быть, англичане? Мы ведь для них как кость в горле: призываем к миру и все такое. А что если наши доморощенные жандармы? Нам ведь пересекать русско-шведскую границу – там нас и сцапают. Вполне возможен другой вариант: немцы сообщили о нас шведам, шведы – русским, а те охотно примут нас в свои железные объятия.