Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

«Погром, устроенный двумя полками запорожских пластунов, продолжался два дня. 17 февраля были вырезаны поголовно улицы Александровская и Аптекарская, причем не щадили женщин и детей. Некоторые из запорожцев забавлялись резней, заставляя еврейских мальчиков бежать под угрозой смерти, а затем догоняли верхом на лошади и рубили шашкой. Погибло, по словам коменданта города, около 4 тысяч человек, среди них половина русских».

Еще более ужасное сообщение пришло из Фельштина: там людей загоняли в здания и сжигали живьем, кроме того применяли медленное сжигание, четвертование, вырезание букв и знаков на теле – всего было убито 480 человек и 120 сожжено.

Но изменить ситуацию на фронте эти зверства не могли. Поражение следовало за поражением, фронт разваливался, началось повальное дезертирство. По большому счету дни «Петлюрии», так иногда называли это самостийное мини-государство, были сочтены. Очередной столицей «Петлюрии» стал небольшой городок Каменец-Подольский. Петлюра знал, что Красная армия готовится к решающему наступлению, что сил отразить это наступление нет, – и тогда у него созрел удивительный по наглости и простоте план.

Из газет он узнал, что в румынской тюрьме томится уважаемый всеми большевиками швейцарский коммунист Платтен – тот самый Платтен, который привез Ленина в Россию, а потом спас его от верной пули.

– Это именно тот, кто мне нужен! – обрадовано воскликнул Петлюра и тут же накатал депешу в Бухарест, прося передать ему строптивого швейцарца.

Зная о патологической ненависти Петлюры к коммунистам, сотрудники сигуранцы охотно откликнулись на эту просьбу: если Платтена расстреляет Петлюра – это даже хорошо, румынские власти окажутся в тени и им не смогут предъявить претензии ни в Берне, ни в Москве.

А теперь вернемся на Лубянку, в кабинет старшего лейтенанта Шеина.

– Так зачем вы все-таки понадобились Петлюре? – продолжал допрос следователь.

– Я и сам не мог этого понять, пока он не предложил мне заключить джентльменское соглашение. Да-да, не удивляйтесь, именно джентльменское! – повысил голос Платтен, заметив, что Шеин удивленно вскинул брови. – Суть его заключалась в том, что он напишет послание Ленину, которое я должен передать из рук в руки, а потом с ответом вернуться назад. Так как мне позарез нужно было попасть в Швейцарию, в обмен на эту услугу он поможет мне добраться до Берна.

– И вы согласились?

– А что мне оставалось делать?!

– Так-так, – озабоченно почесал переносицу Шеин. – А с текстом он вас ознакомил? Или это была шифровка?

– Никакая не шифровка, а самое обыкновенное письмо. Что касается текста, то кое-где я даже приложил к нему руку, как, впрочем, и военный министр петлюровского правительства немецкий военный специалист фон Стайбле. Речь шла о прекращении кровопролития и о перемирии с Красной армией. Дело, как вы понимает, благородное, и я с энтузиазмом за него взялся. Был там и еще один, очень важный нюанс, на котором я настаивал особенно категорично: в эти дни наибольшую опасность для Советской России представлял Деникин, войска которого подошли чуть ли не к самой Туле. Так вот Петлюра брал обязательство выступить против Деникина. Вы понимаете, как это важно? Деникину придется воевать на два фронта – это раз. Красная армия снимет с украинского фронта освободившиеся полки и бросит их во фланг Деникину – это два.

– И все-таки я не понимаю, почему Петлюра вам доверился. Ведь вы же коммунист, а его враждебное отношение к коммунистам стало притчей во языцех. Почему он вас не расстрелял?

– Потому что я ему был нужен. Никто, кроме меня, не мог передать его письмо в руки Ленина.

– Допустим… И как вы действовали дальше?

– Добравшись до Москвы, я немедленно явился к Ленину и передал ему послание Петлюры. Насколько мне известно, той же ночью по предложению Ленина ЦК партии принял решение заключить договор о перемирии с Петлюрой. Мне вручили соответствующий документ и я отправился в Каменец-Подольский. Чтобы не было недоразумений, меня ознакомили еще с одной директивой. Я ее до сих помню, но при желании вы можете найти ее в партархиве:

«Шифрованной телеграммой подтвердить коменданту Тульского укрепрайона Муралову наше согласие установить военно-деловой контакт с Петлюрой против Деникина, каковое поручение возложено на товарища Платтена».

– Решение ЦК дошло до адресата?

– Конечно. Я вернулся в Каменец-Подольский, вручил документ Петлюре, напомнил о нашем джентльменском соглашении – и он взялся помочь мне добраться до Швейцарии, где я должен был выполнить секретное задание Коминтерна. Но совершенно неожиданно я заболел: началось такое кровохарканье, что я приготовился к самому худшему. Украинские власти запросили Москву: что, мол, с ним делать? Как я позже узнал, об этом доложили Ленину, и он приказал немедленно доставить меня в Москву. В полубессознательном состоянии я добрался до столицы, где по указанию Ленина мною занялись кремлевские врачи.

– А как же задание Коминтерна?

– Я его выполнил, но несколько позже.

– На сегодня – все, – устало потянулся Шеин. – Подпишите протокол допроса. Правильно, подследственный, на каждой странице. Вижу, что опыт у вас есть, – мрачно пошутил он. – Наговорили вы мне, как в той пословице, с три короба. Мы ведь все проверим, и если окажется, что, ссылаясь на вождей революции, вы пытались ввести следствие в заблуждение, пеняйте на себя.

Проверка заняла три дня, вернее, трое суток. Все это время Платтена на допросы не таскали, а он уже так к ним привык, что набрасывал в уме конспект ответов на возможные вопросы.

– Полагаю, что прежде всего следователь захочет разобраться в дальнейшей судьбе Петлюры, – прикидывал он. – Знаю, что она трагична, но детали мне неизвестны.

Что ж, думаю, что настало время помочь Фрицу Платтену. Для этого надо будет снова заглянуть в один из секретных архивов и приоткрыть стальные двери сейфа.

Заключение перемирия с Советской Россией не пошло Петлюре на пользу – его дела шли все хуже и хуже. И хотя он куролесил еще почти два года, в конце концов ему пришлось бежать за границу. Под псевдонимом Степан Могила он жил сперва в Польше, потом в Венгрии, Австрии, пока не добрался до Парижа. Несколько раз у него возникала мысль сдаться московским властям, разумеется, под гарантии безопасности, но таких гарантий никто не давал – уж слишком кровавый след оставил он на Украине. Петлюра успокоился и занялся издательской деятельностью. Он понимал, что врагов у него много, что на свете немало людей, у которых есть к нему личные счеты, что за ним могут охотиться как чекисты, так и бывшие монархисты, поэтому вел себя предельно осторожно – в позднее время на улице не появлялся и даже обедать ходил в окружении своих соратников.