Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

«Лучшей кандидатуры, чем Радек, на эту роль не сыскать, – подумал Сталин. – Вон он как лихо разделал своих недавних дружков – от Зиновьева и Каменева камня на камне не оставил. Все газеты перепечатали его статью, в которой он называет их мразью, фашистской бандой и требует для них расстрела. Это хорошо, это очень хорошо, когда врагов народа разоблачает человек их круга! Так мы поступим и в дальнейшем. Деятелей из „Параллельного центра“ должен разоблачать член этой организации».

Дальнейшее было делом техники. В сентябре 1936-го Радека арестовали, объяснили ему ситуацию, сказали, что если будет вести себя разумно, то жизнь ему сохранят, – и Радек, отбросив всякие сомнения, согласился давать показания какие угодно и против кого угодно. Договоренность была соблюдена.

После того как Радек признал себя японским шпионом, одним из организаторов готовящегося покушения на Сталина и, конечно же, вместе с остальными подсудимыми мечтал о свержении советской власти и реставрации капитализма, почти всех приговорили к высшей мере наказания, а Радеку дали 10 лет лагерей.

Продержался он там недолго. В мае 1939-го пришло известие о его смерти. По некоторым сведениям, Радека убили подосланные уголовники. В те годы такой способ расправы с политическими заключенными был довольно модным и, с молчаливого одобрения Лубянки, часто использовался. «Нет человека – нет проблемы» – этот лозунг вождя чекисты тех лет понимали буквально.

В этой истории так много таинственного, нежного, заботливого, бережного, романтически-трепетного, и в то же время самоотверженного, жертвенного и трагического, что хватило бы не на один роман. Но если в романах действуют совершенно нереальные, а придуманные автором люди, которые говорят то, что вложил в их уста автор, совершают поступки, которые считает органичными для них автор, любят и ненавидят тех, кого предписывает автор, то в повести, которую расскажу я, не будет никакого вымысла. Все действующие лица – не просто абсолютно реальные, а в самом прямом смысле слова, исторические личности, о жизни и деятельности которых известно практически все, кроме их личной, если хотите, интимной жизни.

Этих людей принято считать суровыми, аскетически воздержанными личностями, которым в их жестокой, полной опасностей и смертельного риска жизни было не до нежности, любви и страсти. Ошибка! И заблуждение, абсурднейшее заблуждение!

Прочтите для начала несколько писем и подумайте: как нужно относиться друг к другу, чтобы доверить бумаге такие душевные, идущие от самого сердца слова.

«Дорогой друг! От Вас еще нет весточки. Не знаем, как доехали и как поживаете. Хорошо ли устроились? Хорошо ли работается в библиотеке?

Проходит несколько дней, от дорого друга по-прежнему нет ни строчки, и обеспокоенный Иван отправляет еще более тревожное письмо, которое на этот раз подписывает «Ваш Базиль». Что за конспирация? Зачем? От кого нужно таиться?

От кого? Конечно же, от жены, от кого же еще! И Базиль, он же Иван, сообщает об этом в следующем письме.

«Сегодня великолепный солнечный день со снежком. Мы с женой гуляли по той дороге, по которой – помните – мы так чудесно гуляли однажды втроем. Я все вспоминал и жалел, что Вас нет».

Значит, треугольник, классический любовный треугольник? Да, треугольник, и, судя по всему, с довольно острыми углами и неизбежными в таких случаях выяснениями отношений. Последствия не замедлили сказаться, что видно из смиренно-умоляющего письма женщины.

«Никому не будет хуже, если мы вновь будем все втроем вместе».

Иван промолчал. И тогда отчаявшаяся женщина срывает маски и, наплевав на конспирацию, выплескивает всю свою боль и всю свою любовь в полном безысходной тоски письме.

«Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно.

Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, я ясно сознавала, как никогда раньше, какое большое место ты занимал в моей жизни, что почти вся деятельность здесь, в Париже, была тысячью нитей связана с мыслью о тебе. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда тебя очень любила. Я бы и сейчас обошлась без поцелуев, и только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью – и это никому не могло бы причинить боль… Я немного попривыкла к тебе. Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо оживляется, и, во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал… Крепко тебя целую».

Затем следовала подпись. И, знаете, как оно было подписано? «Твоя Арманд». А как было подписано письмо с описанием великолепного солнечного дня и прогулки втроем? «Ваш Ленин».

Да-да, что бы там ни говорили пуритане, пытающиеся сделать из Ленина сухого, лишенного нормальных человеческих чувств борца за правое дело рабочего класса, он, будучи неудачливым в браке, был счастлив в любви.

Что касается Надежды Крупской, то, по свидетельству современников, она была далеко не красавицей. К тому же ее всю жизнь мучила базедова болезнь, а это – пучеглазие, потливость и повышенная возбудимость, не говоря уже о сердцебиении и нервных срывах. Неслучайно в качестве партийных псевдонимов к ней прилипли не совсем благозвучные клички Минога и Рыба. И даже в годы советской власти товарищи по борьбе позволяли себе потешаться над женой Ленина. Скажем, в одну из молодежных газет какая-то девушка написала письмо, в котором сетовала на то, что некрасива и поэтому парни не обращают на нее никакого внимания. Так вот от имени редакции был напечатан такой ответ: «Дорогая Катя, ты не должна отчаиваться. Вот Надежда Константиновна уж на что мордоворот была, а какого парня отхватила!»

Встреча Ленина с Инессой Арманд изменила всю его жизнь! Он стал веселее, контактнее, оживленнее, часто улыбался, сыпал шутками, начал следить за своей внешностью. Крупская все видела, все понимала и… смирилась. Она даже говорила, что «в доме становится светлее, когда приходит Инесса».

Так кто же она такая, эта чаровница Инесса Арманд? Начнем с того, что никакая она не Арманд, а Стеффен. Ее отец – французский оперный певец Теодор Стеффен. Мать – Натали Вильд, полуфранцуженка, полуангличанка, тоже оперная певица, а несколько позже учительница пения. Отец умер довольно рано, дать образование дочери матери было не под силу, и Инессу забрала с собой тетка, которая нашла в Москве место преподавательницы французского и учительницы пения.

Обворожительная, изящная и раскованная Инесса на балах и вечеринках пользовалась сумасшедшим успехом. Она прекрасно танцевала, недурно пела, очаровательно болтала не только по-французски, но и по-русски. А ее внешность! «Пышная прическа, грациозная фигура, маленькие уши, чистый лоб, резко очерченный рот, зеленоватые глаза» – так описывал ее в своем дневнике один из влюбленных современников.