Борис Сопельняк - Три покушения на Ленина [litres]

– Да нет, – несколько опешил Ленин, – спит он, то есть я сплю, не рядом с чекистом. А вот насчет охраны вы правы, – покосился он на Гиля и Чубарова, – она оказалась не на высоте.

– А я что говорю, – продолжал гнуть свою линию часовой. – Куда смотрели эти два бугая? – кивнул он на Гиля и Чубарова. – Карманы-то оттопырены, и там, скорее всего, не картошка.

– Не картошка, – согласно кивнул Ленин. – Но случилось то, что случилось. Так что же нам все-таки делать? В здание Совета вы нас решительно не пустите?

– Не пущу!

– Слушай, парень, – решил вмешаться Гиль. – Телефон тут у вас есть?

– А как же, – важно ответил он. – И телефон есть, и дежурный телефонист.

– Позови его, а? Скажи, что его требуют из Совнаркома. Или пусти меня. Я сделаю всего два звонка: в гараж и на Лубянку.

– Пустить не могу, а телефониста, так и быть, вызову.

Пока часовой ходил за телефонистом, Гиль нервно поглядывал на часы. Он прикидывал, как далеко за эти минуты могли угнать его машину, между тем как машина не удалялась, а с ужасающей скоростью приближалась. В эти минуты в самом прямом смысле слова решалась судьба Ленина: чем дольше он стоял у двери Совета, тем ближе он был к той роковой черте, за которой уже ничего нет.

Еще и еще раз говорю, что счет шел на минуты. Как только появился телефонист, Гиль тряхнул его за воротник и потребовал, чтобы, во-первых, всю группу немедленно пропустили внутрь, во-вторых, проводили его к телефону, и в-третьих, немедленно нашли председателя Совета.

– Дайте ВЧК, – потребовал Гиль у телефонной барышни.

– ВЧК слушает.

– Говорит Гиль. Соедините с Петерсом.

– Петерс у телефона.

– Товарищ Петерс, говорит Гиль – шофер Владимира Ильича. На нас совершено нападение. Нет-нет, он жив. Все в порядке. Но машину у нас забрали. Кто? Какие-то бандиты. Мы в Сокольниках, в помещении Совета. Здесь всего один часовой, так что необходима помощь. Вы ходите убедиться, что с Лениным ничего не произошло? Хорошо, передаю ему трубку.

Пока Ленин говорил с Петерсом, Гиль связался с гаражом и попросил выслать три машины с латышскими стрелками. И на Лубянке, и в Кремле поднялась невообразимая суматоха: по тревоге поднимали целые батальоны, которые перекрывали все выезды из Москвы и патрулировали улицы и переулки.

А тем временем к зданию Совета на бешеной скорости неслась машина Гиля. Дело в том, что после захвата автомобиля и ограбления пассажиров Заяц притормозил и Конек начал рассматривать трофеи.

– В бумажнике одна мелочь, – хмыкнул он. – А вот документы… Мать твою так! – заорал он. – Да это никакой не Левин. Это Ле-нин, – произнес он по слогам.

– Как так, Ленин? – не поверил Кошельков. – Однофамилец, что ли?

– Какой там однофамилец?! Написано же: Председатель Совета Народных Комиссаров.

– Не может быть! Неужели я держал за фалды самого Ленина?! Ну и балда же я! Ну и дубина! – сокрушался Кошельков, – Если бы мы его взяли, нам бы столько деньжищ отвалили! За такого-то заложника, а? И всю Бутырку – на волю! Такими будут наши условия. Поворачивай! – ткнул он в плечо Зайца. – Ленина надо найти. Такой фарт упускать нельзя. Он где-то тут, близко. Далеко уйти они не могли.

Прыгая по сугробам и визжа на рельсах, машина понеслась назад. У пивного завода – ни души.

– Они в Совете, – догадался Кошельков. – Больше им деваться некуда. Гони к Совету! – приказал он Зайцу.

– А не опасно? – усомнился Лягушка. – Там есть охрана.

– Перебьем! – многообещающе осклабился Кошельков. – Не впервой. Приготовить бомбы!

Тем временем, будто предчувствуя что-то недоброе, Гиль попросил наглухо закрыть дверь Совета. Часовой наконец понял, с кем имеет дело, пошел было извиняться, но прибежавший председатель Совета приказал ему стоять на посту и не спускать глаз с дороги. А Гиль, которого не покидало чувство вины, решился объясниться с Лениным.

– Владимир Ильич, – начал он издалека, – полчаса назад вы сказали, что мы, вооруженные люди, ни за что, ни про что отдали машину. Так?

– Так. И это стыдно!

– Но ведь у нас не было другого выхода! – в отчаянии воскликнул Гиль. – Вы стояли под дулами двух револьверов и одного маузера. Я мог стрелять, и их главаря уложил бы наповал. Но после моего выстрела начали бы палить те двое, что держали револьверы у вашей головы. И чего бы мы добились? Прикончив вас, чтобы не оставлять свидетелей, они убили бы и Марию Ильиничну, и, конечно же, нас с Иваном. Вот почему я не стрелял. К тому же я понял, что им нужны не мы, а наша машина. Черт с ней, с машиной, рано или поздно мы ее найдем. Главное, что никто не пострадал и все живы-здоровы.

Ленин подошел вплотную к Гилю, пытливо посмотрел ему в глаза, постоял минуту-другую, покачиваясь с носков на пятки, и решительно заявил:

– А вы молодец, товарищ Гиль. Умеете мыслить стратегически. Это хорошо. Это очень хорошо! Вы правы: силой мы бы ничего не добились, она была не на нашей стороне. Мы уцелели только потому, что не сопротивлялись. Дайте-ка, я пожму вашу руку.

Смущенный Гиль протянул руку, но тут раздался такой заполошный стук в дверь, что он выхватил револьвер и побежал к замершему от страха часовому. Увидев знакомые лица, Гиль облегченно вздохнул и распахнул примерзшую к косяку дверь.

А тем временем с противоположной стороны подлетел автомобиль с бандитами.

– Он наш! – обрадовался Кошельков, – Даже дверь открыта.

Но Заяц, вместо того, чтобы тормозить, прибавил газу.

– Ты что, очумел? – заорал Кошельков.

– Опоздали, – односложно бросил Заяц и вильнул рулем.

Кошельков инстинктивно вжался в кресло: в свете фар мелькнули три автомобиля, из которых выпрыгивали чекисты и вооруженные карабинами латыши.

– Да, карта пошла не та, – как-то сразу успокоился Кошельков. – Ну ничего, пусть не сам Ленин, так хоть его браунинг у меня есть. Постреляем от имени вождя мировой революции. Гони на Плющиху! Будем брать кооператив.

Удивительное дело, но, побывав на волосок от смерти, Ленин не вернулся в Кремль, не вызвал Дзержинского и Петерса, не приказал им любой ценой найти и наказать бандитов, а поехал в лесную школу, где его ждали взволнованные предстоящим праздником дети.

Тем временем не находящий себе места Бонч-Бруевич решил ехать навстречу Ленину.

– Дорога тут одна, – думал он, – если что-то с машиной, пересажу Ильича в нашу, а Гиль пусть занимается ремонтом. Но чует мое сердце, ох, чует, что дело тут не в машине. И дернула же меня нелегкая сказать Ильичу об этой школе! – казнился Бонч-Бруевич. – Сидел бы он сейчас в Кремле, я – в соседнем кабинете, и не было бы никаких забот. Всё, – поднялся он, – больше я ждать не могу!

И надо же так случиться, что у двери он, можно сказать, нос к носу столкнулся с Лениным и его сестрой.