Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

— Насколько я знаю, там не он один подходит под это описание — вы, например, тоже. И вообще, надо найти возможность показать Ибраевой фотографии людей, которых мы больше всего подозреваем в работе на Рашидова. Есть такая возможность?

— Постараемся что-нибудь придумать, хотя гарантировать ничего нельзя — она вся на взводе.

— Даже после записки от супруга? — удивился Григоренко, но тут же добавил: — Впрочем, беременным это свойственно.

Два дня назад чекисты уговорили Ибраева, который лежал у них в стационаре, написать пару слов своей жене, чтобы она не беспокоилась. Он сообщил ей, что вынужден задержаться в Болгарии еще на некоторое время по неотложным делам. Он обещал ей обязательно позвонить, но до сих пор этого не сделал, поэтому женщина и пребывала в состоянии тревожного ожидания.

— А что слышно по поводу доклада, который Киршман привез в Ригу? — возобновил разговор Григоренко.

— Судя по всему, его авторство принадлежит Моисею Киршману. Он же его и отпечатал на своей печатной машинке «Ундервуд», которую мы обнаружили у него дома. В Институте водных проблем ничего про этот доклад не знают — Киршман работал над ним самостоятельно, собирая материал из разных источников. Каким образом Киршман связался с Джурой непонятно. Хотя, скорее всего, инициатива этого знакомства могла исходить от Джуры. И вот здесь лично у меня снова в памяти возникает личность Каткова — он раньше занимался хлопковыми проблемами.

— Хорошо, продолжайте за ним наблюдать, — отреагировал на последнее заявление Григоренко. — Хотя интуиция мне подсказывает, что он «крот» из разряда маловероятных — все-таки Узбекистан в его биографии был всего лишь эпизодом. И Смоленская площадь далека от секретов, которые интересуют Рашидова.

— Тогда кто к ним близок, по-вашему?

— Либо наша «контора», либо Старая площадь. Мне вот уже который день не дает покоя Бородин.

— Вы же его лично прощупали? — искренне удивился Литовченко.

— Именно поэтому и нет мне покоя, — вздохнул Григоренко. — Я видел его глаза — он как будто сказать мне что-то хотел, но не мог. У меня на фронте был такой случай. Мы задержали немца, который оказался нашим агентом. Однако признаться нам в этом он не мог, поэтому просил встречи с особистами. Так вот, у него был точно такой же взгляд, как у Бородина.

— Все правильно — это у него профессиональное, поскольку он разведчик.

— Вот и я о том же — разведчик, но на чьей стороне? И к Средней Азии он имеет непосредственное отношение по работе. Чем не идеальная кандидатура на роль «крота»? К тому же и на своего отца-генерала он мало похож — больше на мать. И вообще есть в чертах его лица что-то азиатское.

— Я вас не понимаю, Григорий Федорович, — развел руками Литовченко. — Мы проверяли Бородина и ничего за ним не нашли. В обеденный перерыв шестнадцатого июня он был в «Детском мире» — покупал школьную форму для дочери. На концерте «Спэйс» он не был — наши люди за ним следили: он весь вечер пробыл в своем кабинете, а в одиннадцать вечера лег спать. Во время футбольного матча он был у матери на даче — там и смотрел игру по телевизору. Его пальчики на папке Киршмана тоже нашли свое объяснение, которое он лично вам и предъявил. Что остается еще ему вменить — его особенный взгляд и сходство с матерью, а не отцом? А что касается его азиатских черт, то в большинстве из нас есть что-то от азиатов — все-таки триста лет под татарами провели.

— Все вы правильно говорите, Виталий Леонтьевич, — согласился с подполковником Григоренко. — Но неужели вы до сих пор не поняли, что наш «крот» — это особенный случай? В своем роде уникальный? Чтобы его изобличить, надо мыслить нестандартно. Надо стать по сути таким же «кротом», как и он, только еще лучше. Короче, возвращайте на это направление Котова.

— Вы же его сами остановили, когда он собирался браться за кадровиков? — напомнил шефу об его же собственном распоряжении Литовченко.

— Правильно, но это случилось после того, как Бородин объяснил мне происхождение своих пальчиков на папке Киршмана. Однако теперь я понимаю, что мы, возможно, поторопились. Мне очень симпатичен Бородин, но мы с вами контрразведчики и наша первая обязанность — доверять, но проверять. Каким бы симпатичным этот человек нам не казался. Поэтому давайте отработаем эту линию до конца.

— Значит, мы берем Бородина в плотную оперативную разработку?

Однако Григоренко ответил на этот вопрос не сразу. Он какое-то время молчал, тщательно обдумывая этот вопрос, после чего ответил:

— Учитывая, что Бородин является сотрудником ЦК КПСС и на его прослушку надо будет спрашивать разрешение на самом верху, ограничимся пока наружным наблюдением. Пусть наши люди по-прежнему сопровождают его на работу и обратно, приглядывают за домом.

— Скрытно?

— В открытую. Пусть он видит, что мы по-прежнему его проверяем и будет всегда начеку. Посмотрим, как он себя поведет в такой ситуации — будет нервничать или наоборот, останется хладнокровным. Ведь если он и есть тот самый «крот», то станет нервничать, поскольку снабжать Рашидова информацией ему надо постоянно. А тут мы все время висим у него на «хвосте». Ну, а если мы ошибаемся… — здесь Григоренко пристально посмотрел в глаза собеседнику, после чего закончил:

— То я первым попрошу у вашего однокашника по «лесной школе» прощения.

— Я понимаю, что у тебя сейчас голова забита только одним — поисками ребенка, но Вася Зайцев один не справляется, — обратился майор Илья Белоус к Алексею Игнатову, когда тот уселся на стул напротив него.

— А сам он где? — поинтересовался Игнатов.

— На выезде, — коротко ответил майор. — Но вот его докладная.

И Панкратов протянул исписанный листок Игнатову. Но тот, вместо того, чтобы его прочитать, повертел листок в руках и вернул обратно на стол, сопроводив этот жест словами:

— Мне легче выслушать твой пересказ.

— А что там пересказывать? Владелица «мерса» гражданка Елизавета Семчукова уверяет, что ее автомобиль пятнадцатого июня весь день находился в гараже по адресу Лесная улица, дом десять.

— А что говорит ее супруг — дипломат?

— Он уже десять дней как в отъезде — бороздит просторы Африки по линии МИДа.

— К Цыпе в больницу Зайцев ездил — фотографию «мерса» показывал? — продолжал вопрошать Игнатов.

— Ездил, показывал — Цыпа уверяет, что «мерс» тот самый.

— Может, ошибается?

— Ты же знаешь Цыпу — он спец по автомобилям.

— Значит, кто-то из них неправ — либо Цыпа, либо мадам Семчукова. И я склоняюсь к тому, что темнит именно мадам.