Федор Раззаков - Спасти Рашидова! Андропов против СССР. КГБ играет в футбол

Но женщина впервые за время их разговора задумалась, не донеся сигарету до рта. После чего, наконец, ответила:

— Точно я вам сейчас сказать не могу — это надо карточки поднимать.

— Да нет тех карточек — утеряны, — сообщил Василий Теряев, все это время молчавший. — Мы для этого столько времени вас искали, чтобы именно вы нам это и сообщили.

— А вот я не помню про ее сроки, — с легкой долей раздражения воскликнула старушка. — И не мудрено — у нас тогда по три-четыре недоношенных ребенка в день на свет появлялось. Это же какое время тогда было — голодное, военное.

— Хорошо, а масса тела какая была у сына Бородиной? — вновь вступил в разговор Севрук.

— Если недоношенный, то меньше двух или трех килограмм. Но для этого в карточке надо посмотреть.

— А сколько времени она после родов пролежала, помните? — не унимался Севрук.

— Кажется, долго. А если так, то, значит, ребенок был недоношенный.

— А много недоношенных тогда умирало?

— Процентов пять — от пневмонии и инфекций разных. Но сын Бородиной в этот процент, видно, не попал.

— Но ведь у недоношенных детей потом могут возникнуть проблемы со здоровьем?

— Это когда как. Если ребенок родился на 25-й неделе, то проблемы будут, а если на 35-й, то могут и не быть.

— Ладно, что еще про Бородину помните? — продолжил допрос Севрук.

— Помню, как муж ее навещал — статный такой, в офицерской форме. Ну, тот, который потом генералом станет. Хотя Светлана во время родов как-то странно себя вела.

— И что это была за странность? — насторожился Севрук.

— Когда рожала, сильно бредила и имя не русское все время произносила.

— Что за имя помните?

— Я же говорю, что нерусское — на нашего Романа похожее.

— Может быть, Рустам?

— Точно, — радостно замахала рукой старушка, из-за чего едва не выронила на пол сигарету. — Я еще подумала, что оно татарское.

«Значит, не зря я забрался за Уральский хребет — результат получен», — с облегчение подумал Севрук, откидываясь на спинку стула и обращаясь к хозяйке уже по другому поводу:

— А ну-ка, Елизавета Андреевна, угостите-ка нас сигареткой, а то мы свои в машине оставили.

— Да на здоровье, — радостно откликнулась на эту просьбу хозяйка и протянула распечатанную пачку гостям.

Хью Лессарт отдыхал в своем загородном особняке, когда к нему внезапно приехал его помощник Ларри Диган. Увидев его взмыленное лицо, Лессарт, наливая нежданному гостю виски в бокал, спросил:

— Что случилось, Ларри — русские захватили Вашингтон и убили нашего президента?

— Слава богу, нет, но мое сообщение сродни этому, — усаживаясь в кресло, ответил Диган. — Мустафа сообщает из Кабула, что у Ширвани появилась какая-то пассия.

— Ну и что, пусть парень развлечется напоследок, — усмехнулся Лессарт, усаживаясь напротив и тоже беря в руки бокал с виски.

— Нет, там речь идет не о мимолетной интрижке с какой-нибудь залетной девахой — там намечается нечто серьезное, — все с тем же серьезным выражением лица сообщил Диган.

— Вы имеете в виду любовь? — вскинул брови Лессарт.

— Вот именно — их невозможно оторвать друг от друга. Как сообщает Мустафа, они буквально светятся от счастья.

Услышав эту новость, Лессарт задумался, не донеся бокал ко рту. Наконец, он произнес:

— Этот Ширвани делает из меня отъявленного мерзавца, воюющего с бабами. Но что поделать, если интересы дела того требуют. Ведь если он втрескается по уши в свою азиатку, какой из него смертник?

— Вот и я о том же — потеряв сестру, он вполне может компенсировать эту потерю, переключившись на пассию.

— Тогда мы, Лари, мыслим с вами в одном направлении — с этой девчонкой надо что-то делать, — допивая виски, объявил Лессарт. — Хотя, с другой стороны, это палка о двух концах. Если Ширвани узнает, что с его девкой что-то случилось, он же не сможет нормально выступать на турнире. А без этого вся наша операция летит коту под хвост.

— Значит, надо сделать так, чтобы эта азиатка исчезла при удобных нам обстоятельствах.

— Что это значит? — вскинул брови Лессарт.

— Надо сделать так, чтобы в этом инциденте были замешаны русские или правительство. Тогда новая волна ненависти охватит Ширвани и он с удовольствием отомстит им всем и за сестру, и за возлюбленную.

— Да вы гений, Ларри! — радостно воскликнул Лессарт. — По этому поводу надо обязательно выпить. И сегодня же передайте Мустафе, чтобы начал готовить эту акцию.

Когда Геннадий Красницкий вошел в просторный кабинет Бабрака Кармаля, тот сидел за большим столом, уставленным яствами. Футболиста привезли сюда спонтанно — ни о какой встрече его никто заранее не оповещал и даже кого-то из советского посольства здесь не было. Был только помощник Кармаля, который, собственно, и приехал за футболистом и привез его в резиденцию генсека для, как он туманно выразился, «очень важного разговора». Однако, увидев, в какой обстановке будет проходить эта встреча, Красницкий смутился, хотя и вида не подал. Между тем при появлении высокого гостя, Кармаль поднялся с кресла и, широко улыбаясь, двинулся ему навстречу. Было видно, что он уже навеселе, но прекрасно все контролирует.

— Уважаемый рафик Красницкий, рад вас видеть, — крепко пожимая руку гостю, произнес генсек. — И, как говорят, в России: добро пожаловать к нашему столу.

— Спасибо, но я буквально недавно пообедал, — оповестил генсека футболист, усаживаясь в свободное кресло у стола.

— Таких кушаний, как здесь, вы наверняка еще не пробовали, — заметил генсек и добавил: — К тому же вы должны знать, что на Востоке не принято отказываться от угощений, когда вы находитесь в гостях.

— Это правда, — согласился с этим доводом футболист, который фактически всю свою жизнь прожил в Узбекистане.

— Поэтому разрешите угостить вас прекрасным французским вином, — и генсек взялся за бутылку. — Или вы предпочитаете русскую водку?

— Уважаемый рафик Кармаль, но мне нельзя пить спиртное — я же спортсмен, — вежливо отклонил эту просьбу гость.

— Но сегодня выходной и можно расслабиться, — покачал головой Кармаль, продолжая стоять с початой бутылкой в руке.

— И все-таки, если можно, я буду пить лимонад, — проявил настойчивость футболист.

В это время дверь открылась, и в кабинет вошел мужчина в военной форме. Генсек поставил бутылку на стол и представил вошедшего:

— Прошу познакомиться — это генерал Гулябзой.

Красницкий никогда не видел этого человека, но зато был достаточно о нем наслышан от советского посла. Саид Мохаммад Гулябзой был министром внутренних дел Афганистана и одним из соперников Кармаля в борьбе за власть. Дело в том, что если генсек принадлежал к партии «Парчам» («Знамя»), то глава МВД к другой партии — «Хальк» («Народ»). В свое время, в конце семидесятых, Гулябзой за это едва не пострадал. Он поддерживал покойного председателя Революционного совета Нур Мохаммада Тараки, который соперничал с предсовмина Хафизуллой Амином. В итоге последний в ходе дворцового заговора убил Тараки и то же самое намеревался сделать и с его сторонниками. Однако Гулябзою и ряду других деятелей удалось найти защиту у советских властей. А когда Амин был убит в декабре 1979 года во время ввода советских войск в Афганистан, Гулябзой и остальные беглецы вернулись на родину. Но поскольку разногласия между двумя партиями никуда не делись, Гулябзой стал одним их самых принципиальных критиков Кармаля. Поэтому, зная об этом, Красницкий удивился его внезапному появлению здесь. Однако очень быстро это недоумение рассеялось, и помог этому генсек.